Книга: Картер, Рита «Как работает мозг. Как работает мозг

Фобии относятся к расстройствам, особенно сильно мешающим людям жить. Это ничего, если фобия связана с чем-либо, чего просто избежать. Например, боязнь полетов может ограничивать выбор профессии и места отдыха, но не мешает человеку полноценно жить и не требует постоянного сопротивления своему недугу. Но есть и другие фобии, жить с которыми гораздо тяжелее.

Пациентка по имени Джозефина боится куриных ножек. Собираясь на званый обед, она всегда предупреждает об этом хозяев. Однажды, когда хозяева упустили это из виду и подали Джозефине тарелку с ногой петуха, тушенного в вине, это вызывало у нее столь резкую реакцию, что в отделении скорой помощи оказалась не только Джозефина, но и хозяин дома. С тех пор она старается обедать только дома.

Как возникают фобии, почему ими сложно управлять? Возможность развития некоторых разновидностей страхов, судя по всему, составляет одно из врожденных свойств мозга, что-то вроде отголоска эволюционной памяти о том, что могло представлять опасность для далеких предков. Результаты экспериментов на детенышах животных и наблюдений за младенцами показывают, что и у тех, и у других есть связанные с определенными стимулами инстинктивные реакции страха. Эти реакции не всегда наблюдаются при первом столкновении с вызывающими их объектами, но если знакомство с объектом сопровождается хотя бы слабым намеком на то, что он может представлять опасность, у детеныша или младенца сразу вырабатывается глубокая и устойчивая боязнь.

Так, детеныши обезьян, родившиеся в неволе, не демонстрируют врожденного страха перед змеей. Но если показать детенышу змею и прокрутить видеозапись реакции страха, проявляемой другой обезьяной, змеи начнут приводить детеныша в ужас. Этого не происходит, если демонстрировать, например, цветок. По-видимому, головной мозг приматов от рождения запрограммирован на боязнь змей, но соответствующая реакция может активироваться лишь после поступления соответствующего сигнала. У каждого вида встречаются фобии, связанные с объектами, которые могли представлять для его предков опасность. В случае людей к таким объектам относятся змеи и другие рептилии, пауки, хищные птицы, собаки и высота. Эволюционные корни этих страхов очевидны: фобии, связанные с объектами, представляющими для нас наибольшую опасность сегодня, такими как автомобили или огнестрельное оружие, встречаются значительно реже.

Это не означает, что в мозге новорожденных имеется коллекция образов потенциально опасных явлений. Дело скорее в том, что их мозг от рождения склонен определенным образом реагировать на некоторые простые стимулы, такие как парящие над головой большие объекты, пресмыкание по земле, звуки рычания и так далее. Кроме того, люди, по-видимому, обладают врожденной способностью распознавать некоторые позы и жесты других людей как пугающие: например, характерное положение тела человека, согнувшегося от боли во время сердечного приступа, производит жуткое впечатление даже на наблюдателей, прежде ни с чем подобным не сталкивавшихся и не понимающих, что происходит.

Однако «естественные» страхи - это еще не фобии. Большинству из нас несложно, осознав, что конкретная змея или конкретный паук не представляют опасности, взять себя в руки. Люди, страдающие фобиями, на это не способны. Их страх не связан с подлинной опасностью и может сам представлять угрозу, мешая человеку разумно действовать. Например, человека, страдающего боязнью высоты, может в прямом смысле парализовать страх, не позволяющий ему спуститься по лестнице из окна горящего здания.

Фобии не имеют значения для выживания. Так что превращает страх в фобию? Фрейд утверждал, что иррациональные страхи возникают оттого, что предмет страха становится символом чего-либо другого, действительно страшного, но по какой-то причине слишком постыдного или ужасного, чтобы человек это признал. Один из самых известных случаев фобии, подробно исследованных Фрейдом, касался мальчика по имени Ханс, который боялся лошадей с тех пор, как однажды увидел, как на улице упала лошадь. Фрейд пришел к выводу, что боязнь лошадей у Ханса была связана с бессознательным эдиповым комплексом: мальчик испытывал тайное влечение к собственной матери, но боялся, что отец кастрирует его, и эта боязнь была вытеснена боязнью лошадей. Теперь уже доказано, что подобные объяснения далеки от действительности. Оказалось, фобии можно даже вызывать искусственно, путем вмешательства в фундаментальные механизмы работы мозга, и для объяснения этих расстройств не нужно привлекать сложные когнитивные явления, такие как символизм, чувство вины и тайные влечения.

Корни фобий кроются в выработке условных рефлексов - процессе, продемонстрированном более века назад российским физиологом Иваном Павловым. Он показал, что когда звук колокольчика получает в мозге собаки ассоциацию с пищей, такого звука оказывается достаточно, чтобы вызвать у животного слюноотделение. Результаты проведенных впоследствии аналогичных экспериментов доказали, что не только слюноотделение, но и страх могут вызывать посторонние, но ассоциированные с ним стимулы. Новейшие исследования в этой области, особенно работы Джозефа Леду, проливают свет на нейрональные механизмы, лежащие в основе вызывающих реакцию страха условных рефлексов. Эти исследования открывают нам причины фобий, патологической тревоги, признаков паники и посттравматических стрессовых расстройств и указывают новые пути лечения этих недугов.

Страх, вызываемый условным рефлексом (в отличие от обычного страха, имеющего рациональные основания), представляет собой особую разновидность памяти. В отличие от большинства воспоминаний, для его сохранения не требуется постоянного возобновления в памяти. Его даже не обязательно запоминать сознательно. Чтобы разобраться в механизме его формирования, рассмотрим, что происходит с информацией о чем-то потенциально страшном, когда она попадает в мозг. Все сведения от органов чувств, поступающие в мозг, попадают сначала в таламус, где они сортируются и перенаправляются в соответствующие области мозга для обработки. В случае стимулов, связанных с эмоциями, таких как вид змеи в траве, полученная информация направляется одновременно двумя проводящими путями. Оба они ведут в миндалину - систему сигнализации нашего мозга и генератор эмоциональных реакций. Однако траектории у них разные.

Первый путь ведет вначале в зрительную кору, расположенную в задней части мозга. Зрительная кора анализирует эту информацию и посылает дальше сообщение о результатах проведенного анализа. Пока это только сообщение, что здесь, в траве, сейчас присутствует нечто длинное, тонкое, извивающееся и с узором на спине . Теперь в дело вступают зоны распознавания, решающие, что это там длинное и извивающееся . Переработанная информация, уже помеченная как информация о змее, вызывает извлечение из долговременной памяти хранящихся там знаний о змеях (животные - разные виды - бывают опасными ). Все эти элементы составляются вместе, формируя сигнал: «Змея». Этот сигнал поступает в миндалину, где побуждает наш организм к действиям.

Как видите, первый путь длинный и извилистый. Учитывая, что ситуация требует срочных мер, дополнительно понадобилась система быстрого реагирования. Она работает за счет второго пути, также идущего от таламуса. Таламус располагается недалеко от миндалины и связан с ней толстой полоской нервной ткани.

Миндалина, в свою очередь, тесно связана с гипоталамусом, который управляет реакцией драки или бегства. Эти связи формируют путь, который Леду назвал «быстрым и грязным» и по которому информация может проноситься от глаз к мышцам тела за миллисекунды.

Условно-рефлекторный страх, судя по всему, возникает именно в ответ на информацию, идущую по этому короткому пути. Большинство воспоминаний первоначально кодируются гиппокампом - крошечным, но необычайно важным ядром лимбической системы. Именно там хранятся недавние сознательные воспоминания, и те из них, которым суждено войти в состав постоянного интерьера мозга, именно оттуда перенаправляются в долговременную память. На это требуется немало времени: пока воспоминание не будет передано на хранение в кору больших полушарий, иногда проходит около трех лет. Те люди, у которых гиппокамп оказывается серьезно поврежден (к счастью, это случается редко), не в состоянии вспомнить ничего из сравнительно недавних событий и не могут надолго запомнить ничего нового.

Однако гиппокамп, судя по всему, отвечает за формирование не всех воспоминаний. У одной пациентки этот отдел мозга был поврежден так сильно, что она не могла удерживать в памяти ничего дольше нескольких секунд. Врач вынужден был всякий раз представляться заново. При этом он обычно пожимал ей руку. Однажды он спрятал в ладони булавку, и пациентка укололась. Через несколько минут она, казалось, забыла об этом, но при следующей встрече с доктором, когда он протянул руку, пациентка отказалась ее пожать. Она не могла объяснить, почему: просто боялась. Укол произвел на нее неизгладимое впечатление.

Результаты недавних исследований указывают на то, что бессознательные воспоминания, подобные этому, хранятся в миндалине, которую никто прежде не считал местом хранения памяти. Джозеф Леду полагает, что миндалина записывает бессознательные воспоминания примерно так же, как гиппокамп записывает сознательные. Когда мы вспоминаем что-либо, система, связанная с гиппокампом, вызывает в нашей памяти осознанные образы, в то время как система, связанная с миндалиной, может вызывать своего рода физические воспоминания, воспроизводя состояние тела (например, сильное сердцебиение, потение рук и тому подобное), возникшее при получении опыта, который мы вспоминаем.

Если воспоминание закрепляется в миндалине, оно может быть почти неуправляемым и вызывать столь сильные физические реакции, что человеку приходится снова переживать травмировавшие его события и вновь испытывать ужасные ощущения. Этот недуг называют посттравматическим стрессовым расстройством. Он отчетливо связан с конкретным опытом, как и большинство страшных воспоминаний. Однако иногда обеспечиваемые миндалиной бессознательные воспоминания охватывают нас, не сопровождаясь сознательными воспоминаниями, которые позволяли бы понять, какое событие в свое время вызвало такие эмоции. Иррациональный страх может быть смутным, а может быть и внезапным, и сильным, в виде приступа паники. Если такие ощущения возникают в результате сознательно воспринимаемого стимула, они могут проявляться как фобия.

Бессознательные воспоминания особенно часто формируются во время стресса, потому что выделяемые в этом состоянии гормоны и нейромедиаторы повышают возбудимость миндалины. Влияют они и на обработку сознательных воспоминаний.

Во время событий, вызывающих у человека психологическую травму, его внимание сильно сконцентрировано, и на что бы оно ни обратилось, будь то нечто, связанное с этими событиями, или постороннее, предмет, оказавшийся в центре внимания, запечатлевается в особенно ярком, «вспыхивающем» воспоминании. Если же травма исключительно тяжела или сохраняется надолго, выделяемые в избыточном количестве гормоны стресса могут подавлять активность гиппокампа или даже повреждать его. Поэтому воспоминания о трагическом событии или тяжелом периоде жизни часто бывают фрагментарными.

Эти механизмы явно задействованы в синдроме восстановленной памяти. Вероятно, поэтому у людей нередко не остается осознанных воспоминаний о ключевом элементе какого-либо ужасного события. Например, бывает, что жертва ограбления отчетливо помнит, как выглядел пистолет, но не может вспомнить лицо грабителя. Однако впоследствии у пострадавшего вырабатывается неприязнь, скажем, к бородатым, горбоносым и синеглазым людям: черты преступника не отложились в сознательной памяти, но отложились в бессознательной.

Леду продемонстрировал, что у крыс условно-рефлекторный страх вполне может быть вызван стимулом, не воспринимаемым сознательно. Он вначале неоднократно давал крысе услышать звук определенной высоты и одновременно испытать слабый удар током. Через некоторое время животное, как и положено, проявляло признаки страха даже тогда, когда звук не сопровождался электрическим ударом. Тогда Леду удалял крысе слуховую кору (отвечающую за восприятие звуков), оставляя нетронутыми остальные детали механизма восприятия звуков (в частности, уши). Если бы подобной операции подвергли человека, он остался бы неспособен сознательно воспринимать звуки, так что в той степени, в какой животные вообще могут обладать сознанием (эту степень оценивают по-разному), у крысы операция должна была привести к аналогичным последствиям. Когда крыса восстановилась после операции, Леду снова включил тот же звук. Теперь животное ничего не слышало. И все же оно по-прежнему проявляло признаки страха. Судя по всему, хотя крыса ничего не слышала, ее таламус и миндалина все же регистрировали звуки, вызывая эмоциональную реакцию.

Это помогает понять, как возникают страхи и фобии, кажущиеся совершенно иррациональными. Кроме того, становится ясно, почему они усиливаются в периоды стресса, когда миндалина возбуждается под действием поступающих в кровь стрессовых гормонов. Возможно, именно повышенной возбудимостью миндалины объясняются другие иррациональные страхи, нередко вырабатывающиеся у страдающих фобиями людей, если они живут в постоянной тревоге или в состоянии хронического стресса. Леду назвал короткий путь в миндалину не только «быстрым», но и «грязным» потому, что по нему может поступать «неочищенная» информация. Например, крыса, у которой он искусственно вызвал глухоту, плохо отличала звук, которого она боялась, от похожих звуков. Воспоминания, записанные в миндалине, также, по-видимому, обычно не столь отчетливы, как воспоминания, обрабатываемые гиппокампом, и одна боязнь может легко перетечь в другую, когда гормоны стресса приводят миндалину в состояние бурного возбуждения.

Итак, открыт вероятный механизм возникновения иррациональных страхов. Но как с ними бороться? Мы можем влиять на нормальные страхи и даже из- бавляться от них, думая об их причинах и «замазывая» воспоминания новыми образами. Всякий раз, когда воспоминание всплывает в сознании, оно становится пластичным и переплетается с текущим психическим состоянием. Затем оно вновь записывается и остается «твердым» до тех пор, пока мы его еще раз не обдумаем и не прочувствуем.

Воспоминания, вызывающие психологические травмы, устойчивее обычных эпизодических воспоминаний потому, что их не так-то просто извлечь на свет и перенастроить. Но у нас, по-видимому, есть выход. На крысах было показано, что травмирующие воспоминания можно стирать посредством стимуляции части префронтальной коры, которая подавляет работу миндалины.

Еще одна возможность связана с искусственным нарушением нормального закрепления страшных воспоминаний путем изменения молекулярных процессов, обеспечивающих это закрепление. Эксперименты показали, что у мышей для длительного хранения страшных воспоминаний требуются работающие в мозге особые белки. Один из них, Ras-GRF, кодируется единственным геном. Риккардо Брамбилла и Рюдигер Клейн из Европейской молекулярно-биологической лаборатории в Гейдельберге вывели линию мышей, у которых отсутствует ген белка Ras-GRF. Мозг мутантов выглядит нормальным, но их поведение оказалось странным. Брамбилла и Клейн помещали мутантных и нормальных мышей в клетку, где животные получали удар током. Затем их извлекали из клетки, а через час давали возможность вновь в нее зайти. Ни мутанты, ни нормальные животные туда не вошли. На следующий день мышам предоставили возможность вернуться в «пыточную камеру». Нормальные мыши не пожелали это сделать. Мутантные бодро проследовали в клетку: судя по всему, воспоминания у них улетучились.

Возможно, у людей белок Ras-GRF работает иначе. Маловероятно, что в практику войдут манипуляции с генами, лишающие способности надолго запоминать страхи. Но открытие факта, что единственное вещество может играть столь отчетливую роль в формировании воспоминаний, заставляет предположить, что удастся разработать препараты, способные видоизменять или стирать невыносимо тяжелые воспоминания.

Пока же бороться с условно-рефлекторными страхами исключительно сложно. Старинный способ лечения состоит в том, чтобы вновь и вновь предъявлять человеку (или животному) предмет его боязни, пока на смену ассоциации этого предмета с опасностью не придет ассоциация - с безопасностью. Но это все сознательные ассоциации, и формируются они в средней части префронтальной коры. Представления, определяемые корой, могут подавлять установки, определяемые миндалиной, но не стирать их. Поэтому в случаях, когда гормоны стресса поступают в кровь и миндалина начинает «искрить», человек, научившийся контролировать фобию, может вновь испытать приступ сильнейшего страха.

• Издательство Corpus, Москва, 2014, перевод П.Петрова

До недавнего времени мозг оставался последней терра инкогнита человеческого тела. В 1986 году выдающийся эволюционист Джон Мейнард Смит назвал загадку мозга одной из двух нерешенных проблем биологии (вторая - как зародыш превращается во взрослый организм). Новейшие методы нейровизуализации дают не менее четкую картину наших мыслей и чувств, чем рентген - нашего скелета. Теперь мы можем воочию наблюдать, например, как мозг понимает соль анекдота или как в сознании всплывают неприятные воспоминания. Книга журналиста Риты Картер представляет собой иллюстрированный путеводитель по морщинистому серому веществу размером с кокосовый орех в голове каждого из нас. Вы узнаете о различиях мозга мужчин и женщин, о механизмах, лежащих в основе памяти, о причинах возникновения навязчивых идей и вредных привычек и о многом другом. Научным консультантом книги выступил известный нейробиолог Кристофер Д. Фрит.

Книга Риты Картер "Как работает мозг " предлагает отправиться в увлекательное путешествие по "командному центру" человека. Как формируются идеи, как возникает память, какие области мозга проявляют наибольшую активность в том или ином случае?

SpoilerTarget">Спойлер: Содержание

Предисловие ко второму изданию
Введение

Глава первая. ВЫРИСОВЫВАЮЩИЙСЯ ЛАНДШАФТ
Головной мозг человека состоит из многих частей, и у каждой свои функции: превращение звуков в речь, обработка информации о цвете, формирование страха, распознавание лиц или различение рыбы и фруктов. Но это не застывший набор компонентов: мозг каждого из нас уникален, он постоянно изменяется и тонко чувствует окружающую среду. Входящим в его состав модулям свойственны как независимость, так и постоянное взаимодействие друг с другом. Их функции не закреплены за ними жёстко, и порой один участок может взять на себя работу другого, либо, в результате сбоя генетической программы или изменения окружающей среды, может вообще не сработать. Активностью мозга управляют токи, химические вещества и загадочные колебания. Не исключено даже, что на неё влияют квантовые эффекты, искажающие ход времени. Все системы мозга связаны в единую динамическую надсистему, параллельно делающую миллионы разных дел. Может быть, она настолько сложна, что никогда не сумеет полностью постичь саму себя. Но она продолжает пытаться.

Глава вторая. ВЕЛИКОЕ РАЗДЕЛЕНИЕ
Головной мозг - это союз двух больших полушарий. Они похожи друг на друга как зеркальные отражения, и если человек на раннем этапе своего развития лишится одного из полушарий мозга, второе может успешно взять на себ функции обоих. Однако в норме полушария соединены тяжом из волокон, через который они непрерывно ведут друг с другом задушевную беседу. Информация, поступающая в одно полушарие, почти сразу становится доступна и второму, и реагируют полушария настолько слаженно, что складывается впечатление единства восприятия и единства потока сознания. Но стоит отделить полушария друг от друга, и разница между ними становится очевидной. У каждого полушария зрелого мозга свои сильные и слабые стороны, собственные методы обработки информации и особенные способности. Им соответствуют две разные области нашего сознания - по сути, чуть ли не две личности, заключённые в одной черепной коробке.

Глава третья. ЧТО СКРЫТО В ГЛУБИНЕ
Наш головной мозг сложнее, чем можно подумать, глядя на знакомую всем картину извилин и борозд коры больших полушарий. В частности в глубине мозга располагается группа модулей, называемых лимбической системой. Эта система играет в работе мозга центральную роль, задавая потребности, желания, эмоции и настроения, управляющие поведением. Наше сознательное мышление всего лишь трактует и корректирует деятельность жизненно необходимых сил, возникающих в недрах бессознательного, и в тех случаях, когда сознательные процессы и эмоции влекут нас в разных направлениях, организация нейронных сетей мозга может обеспечивать победу эмоций над рассудком.

Глава четвертая. ПЕРЕМЕНЧИВЫЙ КЛИМАТ
Мы не только действуем, но и чувствуем. Игра света и тени в ландшафте нашей психики определяется веществами, включающими и выключающими различные модули головного мозга и создающими различные формы активности мозга, проявляющиеся в виде настроения. Структуры лимбической системы посылают настойчивые сигналы страха или гнева, а кора больших полушарий отвечает на них, наполняя наше сознание эмоциями.

Глава пятая. Свой СОБСТВЕННЫЙ МИР
Наш мозг сродни фабрике, производящей много разной продукции. Сырьём служит информация: о длине световых волн, падающих на сетчатку, о длине звуковых волн, вибрирующих в ушах, о химическом действии веществ, попадающих в носовую полость. На основе всей этой информации сенсорные области мозга создают у нас представление о происходящем вокруг. Но такое базовое восприятие - ещё не конечный продукт мозга. Его конечныйпродукт - восприятие, нагруженное смыслом. Смыслы, которые мы придаём всему, что воспринимаем, обычно служат нам хорошую службу: они превращают простые световые узоры в предметы, которыми мы можем пользоваться, людей, которых мы можем полюбить, места, куда мы можем отправиться. Но иногда они вводят нас в заблуждение: водоём в пустыне оказывается миражом, а человек с топором в тёмном углу оказывается просто тенью...

Глава шестая. КАК ПРЕОДОЛЕТЬ ПРОПАСТЬ
Если клетки мозга каждого из нас приспособлены к тому, чтобы дотягиваться друг до друга, то сам мозг приспособлен для коммуникации с себе подобными. Наша способность интуитивно или посредством общения проникать в мысли других даёт человеку уникальное преимущество над всеми животными. Она позволила нашему виду создать для себя системы высокоорганизованных обществ, которые мы называем цивилизацией, и осуществлять дела столь смелые, что результатом их оказываются изменения среды нашего обитания в глобальном масштабе. Язык даёт нам возможность жонглировать идеями, а наше интуитивное знание мыслей и замыслов друг друга делает наши отношения сложными, тонкими и глубокими. Развитие языка радикально изменило ландшафт мозга, приспособив под свои нужды обширные его участки, ранее использовавшиеся для движения и сенсорного восприятия. Одним из результатов этих изменений стала ассиметрия, отличающая человеческий мозг от мозга любого другого животного.

Глава седьмая. ПАМЯТЬ И ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ СОСТОЯНИЕ
В мозге хранятся миллиарды впечатлений: некоторые мимолётны, некоторые сохраняются на всю жизнь. Мы называем их воспоминаниями. Точно так же, как поступающая сенсорная информация разбивается на составляющие, а затем вновь собирается воедино, образуя наше восприятие, оно, в свою очередь, также разбивается на части, которые записываются в память. Все части направляются на хранение в разные отделы огромно "библиотеки". Каждое обращение к ним отпечатывет их в нейронной структуре мозга всё сильнее, пока не наступает момент, когда наши воспоминания становятся, по сути, единым целым с личностью.

Глава восьмая. ЗАОБЛАЧНЫЕ ВЫСОТЫ
Лобные доли - это то самое место, где рождаются идеи, возникают планы, где из мыслей и ассоциаций складываются новые воспоминания, где окружающий мир усваивается через множество ощущений, передающихся в долговременную память либо исчезающих бесследно. Именно в этом отделе мозга сосредоточено сознание - тот светлый край, куда продукты конвейеров нашего мозга поступают из его глубин для проверки. Именно здесь возникает самосознание, а эмоции превращаются из физиологических механизмов выживания в субъективные ощущения. Если бы нам захотелось разместить на нашей карте мозга стрелочку с подписью "Вы находитесь здесь", она указала бы на лобные доли. В этом наши новые представления о мозге совпадают спредставлениями древних мистиков, ибо именно здесь они традиционно помещали "третий глаз" - врата, ведущие к вершинам осознания.

Источники
Иллюстрации
Библиографический список
Предметно-именной указатель

Относится к «О системной нейрофизиологии»

Комментарии к книге Риты Картер «Как работает мозг».

Рита Картер - журналистка, пишущая на темы психофизиологии для популярных журналов, написавшая несколько книг и выступающая с популярными лекциями, т.е. она представляет свои обобщения доступных ей фактов исследования в виде научно-популярного изложения. Примерно такое пытался проделывать Российский журналист Александр Никонов, более широко и менее научно.

У Риты Картер тоже много странных фраз, далеких от понимания сути явлений, вроде той, что диссонировала в самом начале книги: " Активностью мозга управляют токи, химические вещества и загадочные колебания . Не исключено даже, что на нее влияют квантовые эффекты, искажающие ход времени . ". Формат популярного изложения как бы дает моральное право быть нарочито неточным и даже шутливо-абсурдным, но часто за этим скрывается и далекое от реальности понимание.

К сожалению и ожидаемо, что ничего нового по отношению к ранее опубликованному в плане обобщения, Р.Картер в книге не сказала, хотя сделала много новых и достаточно нелепых утверждений. Поэтому комментарии в большей степени являются работой над ошибками.

Постараюсь не придираться к несущественным мелочам, касаясь только важного в понимании механизмов психи ки.

Отсюда я вывожу «парадокс Брокса»: мы склонны верить в дуализм души и тела, даже если понимаем его ошибочность. Это относится и к нейробиологам. Рассмотрим следующий мысленный эксперимент, предложенный философом Дереком Парфитом. Представьте себе, что в каком-то не столь отдаленном будущем вам доведется совершать командировки на Марс. Средством передвижения будет служить телепортация. Сканирующее устройство регистрирует состояние вашего организма с точностью до атомов и переводит эту информацию в цифровой формат для радиотрансляци и. Ваше тело разрушается, но на Марсе оно незамедлительно воссоздается в соответствии с расшифрованными радиосигналами.
Полученная копия точно соответствует оригиналу: и тело, и мозг, и воспоминания, и весь характер активности мозга - все как было . Это будете снова вы . Сомневаться в этом не приходится. Большинство нейробиологов говорит, что охотно согласились бы на такую процедуру. Стоит ли им беспокоиться о разрушении и восстановлении собственного тела? Как настоящие материалисты, они знают, что их «я» (секулярный аналог того, что религия называет душой) есть не что иное , как совокупность физических ощущений и состояний, связанных друг с другом работой центральной нервной системы. А теперь представьте следующее. В устройстве для телепортации происходит сбой. Ваше тело сканируется, и информация о нем передается на Марс, но оригинал при этом не уничтожается. Хуже того, сбой в работе сканера вызывает у вас смертельную болезнь сердца. Жить вам остается всего несколько дней. На чьем месте вы предпочли бы оказаться: копии на Марсе или умирающего оригинала на Земле?
Для последовательного материалиста это должно быть безразлично. Во втором примере уничтожение оригинала просто оказалось отсрочено, только и всего. Личный путь человека, прибывшего на Марс, в обоих случаях будет одинаков. При этом сохраняется полная психологическая преемственность, как при пробуждении ото сна, которое мы ежеутренне переживаем. И все же второй пример мало кого оставляет равнодушным. Он лишает участников эксперимента спокойной уверенности в оправданности подобной телепортации (а значит, и в своем материализме), приводя их к мысли: «Если в настоящий момент моя копия - это не я, то...»

Сразу замечу, что такой парадокс впервые был описан вовсе не Дереком Парфитом , а одним из советских фантастов, Г.Гуревичем , опубликовавший живописания дублирования личности еще в 1965 году, что напрямую и повлияло на мои собственные попытки понять суть происходящего при этом и, в конце-концов, вылилось в статьи про Эго , непосредственно основывающиеся на представлениях об организации психи ки любых животных, обладающих таковой. В статьях по ссылке несоразмерно более глубоко и обоснованно рассмотрен этот вопрос.

Внутренняя среда мозга отчасти занята тем, что побуждает нас без конца искать новые стимулы и собирать информацию, особенно о событиях будущего. Сбор информации служит нам не только полезным руководством к действию, но и наградой: он вызывает в нейрон ах реакции, создающие у нас приятное чувство предвкушения9. Эта жажда информации составляет одно из фундаментальных свойств мозга и проявляется в наших самых базовых реакциях . Даже у людей с полностью разрушенными участками мозга, ответственными за поддержание сознания, взгляд может скользить по окружающему помещению, задерживаясь на движущихся объектах и отслеживая их перемещения.

К сожалению, несмотря на преемственные работы по исследованию "ориентировочного рефлекса" , его внешне наблюдаемые эффекты, все еще, интерпретируются как угодно, но не по сути механизмов. Сначала были описания И.Павлова о том, как новое и значим ое привлекает внимание, потом фундаментальный труд О.Виноградовой в книге Гиппокамп, позже последовали работы Е.Соколова по роли детект оров нового в привлечении внимания, затем - работы А.Иваницкого. Все это как бы не замечается (судя по всему вообще не известно зарубежным исследователям), не обобщается в целостную картину функциональности сознания и его роли , а допускаются недоопределенные сентенции насчет "жажды информации".

Компьютерные модели нейрон ных сетей показывают, что даже простейшая из них может за непродолжительное время достигать поразительных уровней сложности, если запрограммировать ее на воспроизведение выгодных для выживания конфигураций и избавление от невыгодных. Сходным образом развивается активность мозга каждого индивида.
Этот процесс, иногда называемый нейродарвинизмом, гарантирует закрепление конфигураций активности мозга, вызывающих мысли (а через них и формы поведения) , полезные для успешного существования нашего организма, и угасание тех, что ему не полезны.

Здесь можно понять так, что формы поведения как бы всегда являются следствием мыслей. При этом никак не определено, что же понимается под словом мысль в психофизиологических механизмах (в самом конце книги сделано очень лаконичное и бесполезное определение). На самом деле мысли (совокупность мыслительных автоматизмов и творческих навыков использования мыслительных прогно стических картин) - не находятся в какой-то определенной зависимой последовательности от поведенческих автоматизмов и произвольн ых действий . Все это возможно представить, только на основе хорошо согласованной модели системы взаимодействий в адаптивн ой функциональности мозга. Такой модели в данной книге (как, впрочем, и любой другой на сегодня), не представлено ни в каком, даже упрощенном виде.

Отдельные паттерны активности мозга (даже довольно сложные, вроде механизмов использования языка) наследуются в такой высокой степени, что лишь исключительные аномалии среды могут приводить к нарушениям их развития. Формы активации мозга, сопровождающие, скажем, припоминание того или иного слова, обычно оказываются настолько сходными, например, у десятка испытуемых, что при наложении результатов сканирования работы их мозга можно по-прежнему отчетливо наблюдать общую конфигурацию активности . Именно поэтому исследователи, занимающиеся картированием мозга, могут уверенно говорить о карте работы человеческого мозга в целом, а не только об индивидуальных картах.

К сожалению, не приведены источники такой информации. Напротив, есть данные (Н.Бехтеревой) о том, что активности, соответствующие в одном опыте какому-то слову, в других условиях находятся совершенно в другом месте, что дало повод говорить о "гибких звеньях" и не позволило реализовать техническую телепатию. Эмоциональный контекст восприятия существенно разносит локализации связанных с ними распознавателей .

Понимание того, что вовлекается в субъективированный образ , что может представлять символьный эквивалент такого образа (не только вербальны й) говорит о невозможности осуществления телепатии при том, что некоторые из активностей в схожих условиях могут быть локализованы примерно однотипно у разных людей. При всем этом Р.Картер противоречиво пишет:

Это не значит, что мы мыслим одинаково. Благодаря бесконечно сложным взаимодействиям наследственности и среды на свете нет двух людей с совершенно одинаковым мозгом. Даже генетически идентичные однояйцевые близнецы (клоны одного организма) появляются на свет с разным мозгом, потому что малейших расхождений в среде развития между зародышами оказывается достаточно для возникновения различий в устройстве мозга. В результате кора больших полушарий у близнецов заметно отличается уже в момент рождения, и ее структурная изменчивость неизбежно приводит к различиям в работе мозга.

Младенцам свойственны бурные проявления эмоций, но те участки мозга, которые связаны у взрослых с сознательным переживанием эмоций, у новорожденных младенцев неактивны.
Поэтому проявляемые ими эмоции могут быть бессознательными.
Выражение «бессознательные эмоции» может показаться парадоксальным: что такое эмоции, если не осознанные чувства ? Но на самом деле сознательное переживание эмоций чем дальше, тем больше представляется лишь одним небольшим и иногда несущественным элементом системы механизмов выживания, работающих (даже у взрослых) преимущественно на бессознательном уровне.

Здесь и далее упускается функциональность "эмоций", то зачем и для чего возникли разные стили реагирования, способные очень быстро переключаться . При этом исследование функциональности эмоциональных контекст ов восприятия и поведения никак не назовешь недостаточными .

Даже если бессознательные эмоции не вызывают осознанных ощущений, они вполне могут запечатлеваться в мозге не хуже, чем сознательные. Мы не помним ничего, что происходило с нами примерно до трех лет, потому что до этого времени гиппокамп (область мозга, связанная с формированием долговременной памяти) остается незрелым. Однако эмоциональные воспоминания могут храниться в миндалине-крошечной структуре в глубине мозга, по-видимому функционирующей уже у новорожденных.

В данном случае речь идет о формировании так называемой "системы значим ости" - уровней примитивов распознавателей различных контекст ов понимания - основы личного отношения (см. ).

Опыты с подниманием пальца, проведенные Крисом Фритом и его коллегами из Университетского колледжа Лондона, позволили выяснить кое-что, до недавнего времени казавшееся одной из вечных тайн жизни: установить источник самостоятельного принятия решений. Исследователям удалось это сделать, разработав методику, позволившую регистрировать в мозге испытуемого несколько процессов, которые, как было известно из предшествующих исследований, проявляются в виде определенных конфигураций активности в известных областях мозга. В данном случае испытуемых просили двигать конкретным пальцем в ответ на поступающий определенный стимул. Выполнение этого задания, как и ожидалось, сопровождалось активностью в соматосенсорной коре (когда стимул был тактильный) и в моторной коре (области, управляющей движениями). Затем задание дополнили элементом, работу которого ученые и пытались локализовать в мозге: произвольн ой деятельностью. Теперь вместо того, чтобы говорить испытуемому, какой палец поднять, исследователи оставляли этот вопрос на его усмотрение, регистрировали активность мозга, сопровождающую выполнение задания, и выявляли ее отличия от активности, сопровождавшей поднимание заранее определенного пальца.
Разница была налицо: как только участники эксперимента начинали сами принимать решения, «мертвая» область мозга оживала. Элегантная и осторожная постановка эксперимента почти не оставляла сомнений в том, что обнаруженная область мозга и есть та его часть, которая позволяет людям совершать действия по собственной воле.
Но может ли установленная конфигурация активности мозга, задействованной в принятии решения, какой из пальцев поднимать, пролить свет на принятие решений в запутанном и бесконечно более сложном мире, лежащем за стенами нейробиологической лаборатории?
Косвенно- может. Область мозга, в которой была обнаружена зона собственной воли, - это префронтальная кора, часть лобных долей коры больших полушарий, расположенная преимущественно под лобными костями черепа. Повреждения этой области нередко приводят к характерным нарушениям поведения, в том числе к масштабной потере способности к самостоятельному принятию решений. Классический пример- случай Финеаса Гейджа, железнодорожного рабочего, жившего в XIX веке и потерявшего немалую часть переднего мозга, когда в результате взрыва его голову насквозь пробил стальной стержень. Гейдж выжил, но превратился из целеустремленного, трудолюбивого человека в пьяницу и бродягу. Джон Харлоу, его лечащий врач, писал, что после перенесенной травмы Гейдж без конца изобретал планы различных предприятий, но каждый бросал, едва приступив к нему, и казался «по своим интеллектуальным способностям и поведению ребенком, вместе с тем отличающимся брутальной пылкостью сильного мужчины». Дамам советовали избегать его общества. Характерной особенностью нового состояния Гейджа была его полная неспособность контролировать свои поступки.

Здесь размываются понятия: "произвольн ое движение" и "волевое усилие" (далее в книге есть рассуждения о "свободе воле" в том же духе), что провоцируется недоопределенностью этих понятий . Для того, чтобы выполнить чью-то команду не обязательно осознавать это, достаточно быть готовым выполнить эту команду, особенно, если это - не первое такое выполнение (уже было осмысл ено что нужно сделать, осталось только автоматически, не раздумывая выполнять). В первые такие попытки могла проявляться произвольн ость движения, исходящая из лобных долей, но учли ли эту разницу экспериментаторы? Было ли замечено, что самое первое движение под команду было осознаваемо, не активировались ли те зоны, что потом оказывались активными при произвольн ом выборе? Об этом ничего не сказано, а это - очень важно. Скорее всего, этот момент был просто упущен. Про то, насколько поверхностно склонен интерпретировать данные Крис Фрит было показано в комментариях: Комментарии к книге Крис Фрит: Мозг и душа.

Произвольн ость или осознанность поведения характеризует "следящую функциональность" сознания : выбор одного из уже наработанных вариантов выполнения действия в данных условиях (перепрыгнуть лужу, а не пройти через нее, что сделал бы пьяный). Волевое же усилие - преодоление старого стереотипа творчески найденным новым, но пока не испытанным на практике. Старый стереотип в данных условиях прогно зирует на основе прежнего опыта нежелательность последствий (почему и пришлось задуматься, чтобы найти новый вариант (в крайнем случае, перенять его у другой особи), и, чтобы попробовать действовать по новому, необходимо преодолеть негативную блокировку старого стереотипа (ребенок увидел как взрослый выхватывает печеную картошку из горячей золы и ему нужно преодолеть страх чтобы сунуть руку в золу). Вот что такое "волевое усилие", см . Воля .

Все эти моменты просто остаются без внимания в книге Р.Картер, а пытаться что-то сформулировать с помощью недоопределенных понятий - значит незаметно для себя оказаться на бытовом уровне понимания. Соответственно, возникают абсурдные выводы:

Но если способность к самостоятельному принятию решений заключена в особом фрагменте ткани мозга, значит, тем, кому ее не хватает, вероятно, просто не повезло, и их можно считать не более чем жертвами нарушения работы одного из модулей мозга. ...Стоит ли нам быть строгими к тем, кто не может преодолеть свою наркозависимость? Следует ли наказывать преступниковрецидивистов?...Вероятно, следует признать, что будущее скорее за манипуляциями с мозгом таких личностей, чем за практикуемыми сейчас наказаниями или попытками изменить их поведение путем убеждения или принуждения.

Как верно сказано: ...исследователи слишком часто стремятся «застолбить» новые выводы и слишком редко пытаются воспроизводить чужие результаты.

Информация, поступающая в одно полушарие, почти сразу становится доступна и второму, и реагируют полушария настолько слаженно, что складывается впечатление единства восприятия и единого потока сознания. Но стоит отделить полушария друг от друга, и разница между ними становится очевидной. У каждого полушария зрелого мозга свои сильные и слабые стороны, собственные методы обработки информации и особенные способности. Им соответствуют две разные области нашего сознания - по сути, чуть ли не две личности , заключенные в одной черепной коробке.

Почему только две?.. Если удалять определенные участки мозга одного из полушарий, будут обнаруживаться и более частные особенности, определяемые функциональностью удаленного участка. И тогда можно говорить о множестве личностей. То, что разделение половинок мозга обедняет каждую функциональностью, развитой в другой половинке, не дает основания даже условно выделять именно две личности. Но, в полном соответствии с фразой о поспешности выводов, выводы об асимметрии половинок мозга, связанные с приданием этой асимметрии неоправданно большого знания порождает многие неадекватн ые выводы. Нет ничего удивительного в локализованной специализации участков мозга, а две половинки просто обрабатывают двойные каналы восприятия и мышечного реагирования, которые совместно координируются, что дает определенные преимущества. При этом, различная нагрузка навыков на эти двойные каналы развивает различия особенностей реагирования на уровне отдельных участков. А различия эмоциональных (и более утонченных) стилей реагирования развивают множество обособленных этим часто независимыми контекст ами "личностей", см. Личность. Множественность личностей в голове и социуме .

Но, оказывается:

Благодаря левому полушарию головного мозга человек достиг поразительных успехов. Наше левое полушарие расчетливо, общительно и способно изобретать и осуществлять сложные планы....работы по нейровизуализации подтверждают, что два полушария нашего мозга действительно функционируют по-разному, и характер различий между ними столь жестко “запрограммирован”, что в обычных условиях структуры, отвечающие за определенные навыки, всегда развиваются в одной и той же половине мозга.
Более того, общая схема работы мозга более или менее соответствует распространенным представлениям. Левое полушарие занимается анализом и логикой, отличается точностью и следит за временем. Правое характеризуется мечтательностью, оно обрабатывает информацию обобщенно, не разбивая на составляющие, и больше задействовано в чувственном восприятии, чем в абстрактных когнитивных функциях.

И т.п. попсовка... Опять же, отсутствие общей модели функциональности не позволяет говорить более однозначно.

В то же время Р.Картег пишет совершенно противоположное и на этот раз верное:

Есть ли во всем этом хоть какой-нибудь смысл ? Специалисты по головному мозгу убеждены, что идея жесткого разделения функций между полушариями - не более чем миф. Они даже придумали специальный термин для массового увлечения этим предметом - “дихотомания”....Наш головной мозг и в самом деле изумительно сложен, и в связи с постоянным взаимодействием его полушарий крайне трудно разбираться в том, что и где в нем происходит.
Даже те наши способности, которые наиболее явно сосредоточены в одной половине мозга, а именно речевые, локализованы нетипично примерно у 5 % людей и в течение жизни нередко \"сдвигаются вправо”. Кроме того, мозг весьма пластичен, и на характер связей в нем может влиять множество факторов среды....Какую функцию нашего мозга ни возьми, почти все они связаны с одним полушарием в какой-то степени сильнее, чем с другим (!!!) . Что именно лежит в основе такой специализации, не вполне понятно, но, судя по всему, поступающая в мозг информация расходится по нескольким параллельным путям, на каждом из которых она обрабатывается несколько по-разному.

Узнавание лиц не требует мышлени я: как и все прочие правополушарные функции, оно просто осуществляется, и все. Пациенты, лишившиеся участка правого полушария, ответственного за эту способность, могут узнавать своих знакомых, лишь сознательно запоминая их отличительные черты, а затем выискивая эти черты в лицах людей.

Распознавание вообще чего угодно не требует осознания (а не мышлени я) . Распознаватель - основной элемент структуры нейросети и иерархия распознавателей развивается, начиная от примитивов восприятия первичных зон к распознавателям более сложных сочетаний признаков восприятия - в ассоциативных зонах. Это касается обоих полушарий, хотя локализация отдельных распознавателей, конечно же, может быть разная в полушариях. К сожалению, даже на уровне понимания общей функциональности нейрон а и нейросети до сих пор есть разногласия у исследователей (например, у Ю.Александрова ), и тогда что вообще могут говорить исследователи, не имеющие адекватн ого понимания даже наиболее общей функциональности нейрон а?...

В некоторых случаях метод “терапевтической беседы” действительно полезен, но, по-видимому, не потому, что дает людям возможность высвободить эмоции , а скорее потому, что помогает вывести эмоции на такой уровень коры головного мозга, где они могут быть подвергнуты сознательной обработке. Одна из самых успешных разновидностей психологической терапии - так называемая когнитивно-поведенческая терапия, в которой по определению задействована левополушарная активность. Говоря и думая о своих эмоциях, мы можем научиться управлять ими, сделать так, чтобы они перестали переполнять нас. С другой стороны, если просто позволять эмоциям изливаться , пока они не охватят нас целиком, нам может стать еще больнее, если, конечно, эти эмоции причиняют нам боль. Например, когда психотерапевт, пытающийся помочь человеку, страдающему посттравматическим расстройством, просто заставляет пациента рассказывать о вызвавшем расстройство опыте, это может только усугубить проблему, усиливая ужасные воспоминания и связанные с ними страхи7-8. Однако если человеку помогают заменить негативные воспоминания позитивными мыслями, это вполне может облегчить его страдания.

Еще один образец непонимания функциональности эмоциональных контекст ов или стилей поведения. О том, что на самом деле обеспечивают "эмоции" уже говорилось выше. Здесь же еще путаница с сознательно закрепляемой оценкой тех или иных происшествий с участием оценивающего, что не имеет отношения к эмоциональным контекст ам, но затрагивает систему значим ости, ассоциирующуюся с результатами поведения - в виде негативных или позитивных оценок случившемуся. Р.Картер не избежала поверхностного, бытового (в понятиях эмпирическ ой психологии ) описания заезженных примеров и утверждений.

В глубине мозга располагается группа модулей, называемых лимбической системой. Эта система играет в работе мозга центральную роль, задавая потребности, желания, эмоции и настроения, управляющие поведением . Наше сознательное мышлени е всего лишь трактует и корректирует деятельность жизненно необходимых сил, возникающих в недрах бессознательного, и в тех случаях, когда сознательные процессы и эмоции влекут нас в разных направлениях, организация нейрон ных сетей мозга может обеспечивать победу эмоций над рассудком.

Утверждение интересно тем, что сделано без малейшей конкретизации, а что же такое сознание, какова его функция, как эта функция и чем обеспечивается. Ну как можно делать подобные утверждения, не зная того, о чем говоришь?...Пусть это сказано словами Питера Чедуики, но они вынесены в начало темы.

А вот если роль сознания понимается, то и столь абсурдных утверждений не сделаешь . Именно сознание и формирует то, что потом реализуется как поведенческие стереотипы, выполняющиеся затем уже без участия сознания, а лимбическая система в этом играет свою, конечно важную роль придания субъективного смысл а (значим ости), но ее нельзя выделять как главную, а сознанию определить роль некоего побочного эффекта.

Главная функция головного мозга состоит в поддержании жизни и репродуктивных функций организма .
Все остальные трюки нашего мозга, такие как способность наслаждаться музыкой, влюбляться или создавать единую теор ию Вселенной, возникают на основе этого важнейшего стремления. Поэтому не так уж странно, что значительная доля структур и функций мозга предназначена для обеспечения постоянной работы других частей тела, требуемой для поиска пищи, половых партнеров, укрытий и других жизненно важных вещей.

Тогда чем высшие животные отличаются от виноградной улитки? У улитки, в самом деле, главная функция головного мозга состоит в поддержании жизни и репродуктивных функций организма. У высших животных мозг заточен для поведенческой адаптивн ости к новым условиям, при которых старое поведение может приводить к нежелательным результатам. Именно этой цели следует функция сознания, обеспечивая привлечение внимания (ориентировочный рефлекс) к наиболее актуальному в данный момент из всех выполняющихся цепочек поведенческих автоматизмов.
Мозг делает эго с помощью сложной системы, действующей по принципу кнута и пряника. Ее функционирование включает три основных этапа. Во-первых, в ответ па соответствующий стимул мозг создает побуждение, требующее удовлетворения. Например, если стимулом служит падение уровня глюкозы в крови, то побуждением будет голод, а если стимул будет половым, то в роли побуждения выступит половое влечение . Стимулы более сложные, такие как социальная изоляция или отрыв от знакомого окружения, могут вызывать не столь легко определимые влечения, например стремление к социализации или тоску по дому. Какую бы форму они ни принимали, нередко они сопровождаются ощущением “пустоты” .
Эта пустота может напоминать пустоту в буквальном смысл е, как в случае “пустого” желудка, а может быть чем-то не столь отчетливым, как в случае чувства душевной опустошенности. Так или иначе, функция этого чувства одна - побудить нас к действиям .

Вот такой прямолинейно-вульгарный вывод:) поддержка социализации - тоже потребность потому, что чувство пустоты похоже на голод! Но этот "голод" имеет совершенно иную природу, см. Социализация . А "потребности", определяемые разбалансом гомеостаза образуют мотивации лишь самого начального уровня, см. Гомеостаз и Система значим ости .

Действие, вызываемое первым этапом (например, прием пищи, секс, возвращение домой или общение), вознаграждается положительным ощущением удовольствия. Заметьте, что вознаграждается прежде всего действие, а не просто еда, половой акт или нахождение дома. Когда в кровь поступают питательные вещества, эго поддерживает в нас жизнь, но не дает такого же удовольствия, как приготовление, сервировка, пережевывание и глотание пищи. Именно поэтому многие жизненно важные функции обрастают всевозможными ритуалами .

Опять утверждение сделано без понимания того как именно организуется поведенческая адаптивн ость , . В результате - абсурдный вывод.

Все эти психи ческие и поведенческие ритуалы, подобно тикам у пациентов, страдающих синдромом Туретта, представляют собой фрагменты ранее полученных навыков. Но в данном случае в основе таких действий лежат не обрывки личных воспоминаний, а врожденные инстинкты . Инстинктивная склонность к чистоте, к постоянной проверке окружающей обстановки на предмет обнаружения чего-либо неправильного, стремление к порядку и равновесию - все это функции, необходимые для выживания. У людей, страдающих ОКР, они просто отрываются от системы выживания и принимают форму самостоятельных, неуместных и непропорционально усиленных привычек.

Почему сделан такой вывод - неясно. Вот просто Р.Картер взяла и сказала это, и не важно, что такое "инстинкты" и в какой мере могут проявляться наследуемые предрасположенности, см. Наследование признаков . Какой смысл пытаться что-то объяснить, прибегая с довольно глубокой детализации, если вдруг в самом важном месте делается такой вот скоропостижный вывод из ниоткуда?..

Хвостатое ядро соединено со скорлупой и в ходе развития зародыша формируется как единая с ним структура. Главное различие между ними состоит в том, что скорлупа связана преимущественно с премоторной корой, а хвостатое ядро связано с лобными долями, где осуществляются высшие когнитивные функции: мышлени е, оценивание и планирование. Хвостатое ядро здорового человека присматривает за некоторыми сторонами машинального мышлени я, точно гак же как скорлупа контролирует машинальные движения. Именно хвостатое ядро машинально заставляет нас мыть руки, когда они испачканы , напоминает, что нужно проверить, заперта ли дверь, когда мы выходим из дома, и предупреждает обо всем, что не в порядке, обращая на это наше внимание.

Опять непонятно каким образом взялся такой вывод. Типа хвостатое ядро выполняет роль гомункулуса? И не важно, что существуют наработанные автоматизмы выполнения определенных действий, которые актуализуются в определенном эмоциональном контекст е пусковым стимулом. Имеется ли в виду отслеживающая функция сознания, что требует привлечения внимания именно к мытью рук как наиболее актуальному (максимум новизны и значим ости) из всего происходящего? Вымыть руки можно совершенно не осознавая этого. А можно осознать это действие. И есть совершенно определенные условия, когда фокус сознания не следует за звеньями цепи текущего автоматизма, а когда она отслеживается: наличие новых условий в важной ситуации, требующее выбора направления ветвления цепи по одной из ранее наработанных продолжений. Об этих основополагающих для адаптивн ости условиях осознания ничего не сказано, а типа именно хвостатое ядро машинально заставляет нас мыть руки, когда они испачканы и вроде как неважно насколько рутинно это действие и требует ли осознания.

Хвостатое ядро проделывает все это, активируя конкретную область лобной доли - небольшой участок орбитальной коры (расположенной прямо над глазом части лобной доли). Именно эта область активируется у нас в мозге всякий раз, когда мы сталкиваемся с чем-нибудь неожиданным .

Вот! Но, кроме этого упускаются множество других механизмов реализации "ориентировочного рефлекса" . А если нет неожиданного (нового), то не возникает такой активации, но руки мы все равно вымоем.

Это была реакция, осуществляемая встроенным в мозг механизмом обнаружения ошибок.

А вот это - ничем не обоснованный, произвольн ый вывод. Дело вовсе не в ошибках, а в новых условиях выполнения привычного:

Когда же обезьяны привыкали время от времени получать при синем свете соленое питье вместо обычного сладкого, такая реакция больше не наблюдалась.

Аутизмом называют психи ческое расстройство, имеющее сильную наследственную составляющую и характеризующееся аномалиями социального и коммуникативного развития, узостью интересов, склонностью к монотонной деятельности и ограниченностью воображения. Мальчики в четыре раза чаще девочек страдают аутизмом и в девять раз чаще страдают синдромом Аспергера (“чистой” разновидностью аутизма, не сопряженной с другими патологиями).
Теперь я берусь показать, что аутизм и синдром Аспергера есть не что иное , как крайние проявления мужского типа мозга.

Ранее "типы мозга" рассматривались по признакам, выявленным Отделением экспериментальной психологии

Кембриджского университета (т.е. эмпирическ ими психологами, не имеющими системной модели функционирования психи ки). Эти "типы", как и любые другие попытки типологизации психологов, носят выраженный субъективный характер (то, на что обратили внимание сами психологи) и грешат некорректностью методолог ии, о чем уже говорилось: Эмпирическ ая психология , Карл Густав Юнг , Наука психология . На основе этого делается утверждение:

...я утверждаю, что для мужчин и для женщин, судя по всему, характерны разные когнитивные стили . ...Разумеется, указанные различия между полами могут быть связаны либо с различиями социальных ролей , либо с разной биологической предрасположенностью, либо с тем и с другим. Я склонен думать, что подобные психологические различия хотя бы отчасти объясняются связанными с полом биологическими особенностями развития мозга , которые, в свою очередь, определяются генетическими и гормональными различиями полов .

Это - осторожное, предположительное утверждение (гипотез а) о том, что, возможно, мозг представителей разного пола, кроме особенностей, формируемых средой, воспитанием и личной склонностью (определяемой, опять же средой и ролью в обществе) имеет еще и неследственно-биологические особенности, которые проявляются вот в таких очень ярких отличительных признаках (что делают мужины лучше, а что - женщины). Это предположение не обосновано строго, оно имеет эвристический характер. Но если подойти к этому более системно то возникают очень серьезные сомнения в том, что наследуемые признаки могут оказывать столь выраженное влияние в социальной специфике и специфике навыков личного исследования (в чем, по сути, и проявляются найденные различия) и вот почему: Наследование признаков .

В любом случае нельзя использовать гипотез у эмпирическ ого психолога Саймон Бэрон-Коэна в качестве аксиом атики для последующих выводов. Но журналистка Р.Картер это делает: я берусь показать, что аутизм и синдром Аспергера есть не что иное , как крайние проявления мужского типа мозга.

Дети, страдающие аутизмом, показывают лучшие результаты, чем другие дети того же возраста, при прохождении тестов со спрятанными фигурами, более успешное решение которых среди здоровых испытуемых характерно для представителей мужского пола. При этом аутисты хуже здоровых детей справляются с тестами на социальные когнитивные способности, особенно если в этих тестах требуется приписывать другим людям то или иное психи ческое состояние (такие задания, в свою очередь, легче даются здоровым испытуемым женского пола, чем мужского).
Я полагаю, что это не случайно и что эти различия могут определяться связанными с полом процессами развития нервной системы.

Перечисленное, в случае отсутствия явной психопатологии, соответствует для девочек - более глубоко пройденно й социализации , а для мальчиков - более глубоко развитым навыкам исследования окружающего физического мира при иной специфике социализации . Все перечисленное относится к высшим, ассоциативным зонам мозга и функциональности сознания, что очень далеко от наследуемых факторов, так, что адаптивн ость личности способна совершенно непредсказуемо, в зависимости от целей, изменить это далеко за рамки, определяемые наследованием.

Неоднократно высказывалось предположение, что тестостерон может оказывать на развитие мозга существенное влияние, приводящее к тому, что уже у новорожденных можно наблюдать отчетливые половые различия в функциях мозга. По некоторым данным, новорожденные девочки дольше мальчиков фокусируют внимание на социальных стимулах, таких как лица и голоса, в то время как новорожденные мальчики сильнее девочек интересуются пространственными стимулами, такими как подвижные игрушки.

Совершенно естественно, что, имея различия в строении тела и социальной роли, девочки обращают внимание на другие вещи, чем мальчики, что формирует различные навыки. Тестостерон (как вообще любая специфика гормонального баланса на уровне мозга обеспечивает преимущество определенного стиля реагирования, т.е. того, на что привлекается внимание и какие реакции предпочитаются. На уровне тела гормональный баланс обеспечивает оптимум данного стиля реагирования. Во всех случаях при описании особенностей психи ки, в первую очередь, необходимо иметь в виду адаптивн ые особенности, то, что определяет личную адаптивн ость, и тогда все не будет переворачиваться с ног на голову. Российский бывший ученый, а теперь фальсификатор науки С.Савельев занимает в этом вопросе сходную с Р.Картер позицию, но развивает ее еще более гротескно . Делаются сходные ошибки из-за отсутствия системной модели организации психи ки и ухода от основы - механизмов личной адаптивн ости.

Мозг музыкантов даже на анатомическом уровне отличаются от мозга других людей, и когда музыкант исполняет или слышит музыку, его мозг работает иначе, чем мозг немузыканта1. Так, в ходе одного исследования выяснилось, что часть мозга, реагирующая на звуки, у музыкантов в среднем на 130 % больше, чем у немузыкантов, и что объем этой части мозга увеличивается у них под непосредственным влиянием опыта исполнения и восприятия музыки. Причем, судя по всему, своеобразный “взгляд” музыкантов на мир не ограничивается повышенной чувствительностью к музыке.

И никаких лишних рассуждений о роли наследуемых признаков, гормонов и выделения в отдельную типологию "музыкант". Правда, тут же, говоря про мозг Эйнштейна:

Вполне возможно, что слияние двух областей в мозге Эйнштейна позволило ему вывести из своего видения пространства и времени формулу E = m с 2 - самое известное в истории уравнение.

Почему-то Р.Картер не подумала о том, что такие анатомические особенности мозга могут являться следствием особенностей его увлечения, а не наоборот. И не стоило бы лажаться в том, что приведенная формула никак не касается понимания пространства и времени.

Тут же Р.Картер дает подсказку тому, как модифицируется мозг в особенностях развития:

Животные, которых выращивают в условиях, где они совершенно не сталкиваются с какой-нибудь разновидностью элементов видимой картины мира, скажем с горизонтальными линиями, с трудом распознают эти элементы впоследствии или вообще неспособны их распознавать. У них не хватает клеток, в норме выполняющих эту функцию , потому что без стимуляции на определенном этапе развития таким клеткам сложно сформироваться. Нечто подобное происходит со всеми нашими способностями .

Ну, очень противоречивая женщина! :)

Эмоции играют ключевую роль в формировании наших нравственных оценок. Мы склонны считать нравственность одним из величайших достижений человечества, чем-то неизмеримо далеким от законов инстинктивного поведения низших животных. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, чтозначительная часть того, что мы считаем решениями, продиктованными соображениями нравственности, на самом деле не что иное , как простые эмоциональные рефлексы .

Далее приводится примеры "нелогичных", "эмоциональных" решений. Без попыток представить, а что будет, если эти решения окажутся подкрепленными прежним практическим опытом, ведь это кардинально повлияет на их адекватн ость. Приравнивая ситуацию недостаточности опыта, неуверенности к "эмоциональным рефлексам", опять все становится с ног на голову: как раз у неискушенного и нет пока что "рефлексов", т.е. уверенно выполняющихся стереотипов, и они еще не скорректировали свои представления практическим опытом . Это - не говоря про то, что опять используются недоопределенные понятия типа " эмоциональные рефлексы ".

Что представляют собой эмоции, в столь высокой степени определяющие наши поступки? Мы думаем об эмоциях как о чувствах, но называть их чувствами не совсем правильно, потому что слово “чувство” описывает лишь часть этого загадочного явления - ту часть, которую мы и вправду чувствуем.

Загадочное для Р.Картер явление называется явлением субъективизации .

Но эмоции, по сути, представляют собой не столько чувства, сколько набор присущих организму механизмов выживания, выработанных эволюцией, чтобы отвращать нас от того, что может быть для нас опасно, и подталкивать к тому, что может быть нам полезно. Психи ческая составляющая эмоции (чувство) - это дополнительное усложнение лежащего в основе базового механизма.

Если бы Р.Картер посмотрела на эволюционный процесс усложнения нейросети , начиная с насекомых, как изменяется способ переключения стилей поведения в зависимости от нейромедиаторов (и выплеска соответствующих гормонов, поддерживающих на уровне тела этот стиль), то не стала бы путать эмоции с "чувствами". Не эмоции отвращают и подталкивают, а связанные с системой значим ости результаты прежнего опыта. Эмоции - стили поведения, система значим ости - система оценки случающегося. Хотя основа у этих двух систем и одна .

Эмоции вырабатываются в лимбической системе, в частности, в миндалине - небольшом участке мозга в глубине височных долей.

Этот вульгаризм оставляю без комментариев. Вот только позже будет сказано: " У нас в мозге нет “отдела эмоций”, как нет некоей системы, отвечающей исключительно за эмоции.".

Информация, поступающая от органов чувств, передается на обработку в разные отделы мозга параллельными путями.
Кратчайший ведет в миндалину, где оценивается значение этой информации. Если она требует нашего внимания (угроза или что-либо, сулящее выгоду), миндалина реагирует, вызывая физиологические изменения, побуждающие нас к действию . Затем полученная информация, “окрашенная” данной оценкой, передается в кору лобных долей для дальнейшей обработки.
Одновременно эта информация поступает и непосредственно в кору лобных долей, так что мыслящая часть мозга получает как бы двойное послание.
Сведения, поступающие непосредственно от органов чувств, могут сообщать: “Приближается нечто крупное, покрытое шерстью, с длинными зубами”, в то время как сведения из миндалины гласят: “Берегись!
Приближается нечто крупное, покрытое шерстью - ПЛОХО”. Организм тем временем уже начинает спасаться бегством.

О каком внимании идет речь? Явно не осознаваемом, раз это - реакция миндалины, а не лобных долей. А по смысл у фразы - как бы осознаваемое внимание.

Миндалина ни в коей мере не определяет новизну ситуации, этим занимаются детект оры новизны для привлечения осознаваемого внимания в районе гиппокампа , , . Если реакция неосознаваемая (это значит, что в нет достаточной новизны и значим ости для привлечения внимания), то она формируется вовсе не в миндалине, а с участием миндалины и ассоциативной зоне цепей поведенческих автоматизмов. Осознаваемое внимание может быть скоммутировано гиппокампом в случае преобладающей актуальности для отслеживания или прерывания автоматизма для осмысл ения. Общая структура связей: схема основных функциональных блоков в организации адаптивн ости поведения

...Есть основания полагать, что подобное доступно только человеку, но не другим животным .

К сожалению, не дается даже намека на эти основания. У всех высших животных организация мозга - как адаптивн ой системы личности - однотипна. И в организации эмоционального стиля реагирования эта однотипность начинается уже даже не с высших животных.
Но даже это еще не готовое блюдо. Чтобы эмоции работали как механизм выживания, они должны находить выражение , а для этого требуется еще один раунд когнитивной обработки информации. Внешние проявления эмоций требуют определенных действий от тела. Это могут быть рыдания, хмыканье, бегство или просто прибавление слегка язвительного оттенка к нейтральному по содержанию устному сообщению.

Выделенное утверждение настолько абсурдно, что даже не стану комментировать.

Именно для донесения мыслей до окружающих прежде всего и нужны эмоции.

Аналогично абсурдно и совершенно не обосновано: (не)вербальны е символы общения - одно, стили поведения - другое, хотя для каждого из стилей характерны свои коммуникативные навыки. В этом и заключается разделение стилей реагирования: В каждом эмоциональном контекст е - свой смысл воспринимаемого и действий, свои наработанные стереотипы реакций. С пониманием "эмоций" у Р.Картег - полная неразбериха... При этом - явная склонность фантазировать на тему, вплетая эвристически кажущимися очевидными связи, как, например, с "зеркальными нейрон ами":

Это происходит потому, что в мозге человека (как и некоторых других приматов) есть зеркальные нейрон ы, которые реагируют на демонстрируемые кем-либо проявления эмоций, вызывая соответствующие эмоции и у наблюдател я.

Наблюдатель может переключиться так же в наблюдаемый стиль реагирования, а может и не переключиться или оказаться в совершенно ином стиле реагирования. По поводу необоснованности увлечения "зеркальными нейрон ами" и придания им излишне драматической роли было :

"...стоит осознать, что название "зеркальные нейрон ы" - чрезвычайно условно и вовсе не говорит, что существуют нейрон ы, имеющие функции отслеживать поведение других особей. Это - большая ошибка, которая потянет неправильные представления о явлении отзеркаливания чужого поведения.

Нейрон - всегда лишь распознаватель и никаких других функций у него нет.

То, что какие-то нейрон ы проявляют визуально наблюдаемую активность в акте отзеркаливания вовсе не говорит, что они обеспечивают преемственное поведение. Распознавание при восприятии чужого поведения элементов, которые уже наработаны у особи в области контекст ной зоны, характерной для данных условий (эмоциональный контекст , сужающий область работы нейросети), приводит к активации таких распознавателей вне зависимости от того, будем ли мы зеркалить поведение или просто наблюдаем за знакомыми нам (по наработанным своим) элементам. Так же распознается и возможный прогно з такого поведения (если был такой опыт) и мы поморщимся, переживая неминуемую боль от того, что кто-то схватился за раскаленный предмет. "

Далее пропускаю то, что связано с концепцией Р.Картер об "эмоциях", неоднозначные описания отдельных стилей поведения, интерпретации опытов, в которых делает лишь один предвзятый вывод из множества возможных (например, опыт с лишением мыши слуховой коры, когда, несмотря на это, она продолжала реагировать на устрашающий звук: это может быть и следствием того, что звук оказывал влияние, например еще на тактильные рецептор ы, что и объясняет большую неспецифичность; а как вообще без слуховой коры могут влиять звуки?..Если бы мне сделали такую операцию, то я бы использовал многие косвенные признаки: видел бы на что и как нажимает экспериментатор и даже его выражение лица, которое он, возможно, никак не скрывал.). Важно то, что, опять же, системной модели не появилось, и рассуждения наобум имеют мало шансов быть адекватн ыми.

Сведения (воспоминания) о знакомых лицах хранятся в головном мозге в виде особых нейрон ных сетей - единиц распознавания лиц (ЕРЛ). Когда любой новый образ человеческого лица достигает сознания, происходит сканирование многих ЕРЛ в поисках соответствия . Если оно обнаруживается, то соответствующая ЕРЛ активируется, извлекается из нашей памяти и соединяется с новым образом.
Это совмещение воспоминания и стимула играет ключевую роль в процессе распознавания.

Никакого такого процесса сканирования в мозге не происходит. И никакого подобного сканирующему механизма никем не было обнаружено. Р.Картер опять допустила своеволие в важном месте (а еще утверждает, что свобода воли - иллюзия:). Распознавание происходит сразу по всему полю данной зоны мозга (каждый нейрон имеет как раз функцию распознавания, подобную однослойному персептрону) . Не требуется никакого такого последовательного сканирования, а те профили входных связей, что соответствуют ранее сформированной функции распознавания срабатывают и нейрон возбуждается.

В мозг “встроены” некоторые гипотез ы о мире. Нам, например, не приходится обучаться тому, что от предмета, летящего в нас, лучше уклониться . Другие гипотез ы возникают в результате обучения...

А пусть Р.Картер бросит предмет в младенца и посмотрит, уклониться ли он. Опять скоропостижное утверждение... Многие байки о том, что достаточно сложные поведенческие реакции наследуемы и что они заранее образуют связи в мозге, в пристальном рассмотрении оказываются неверными. Наводит же на верное понимание то, что связи вообще устанавливаются только в последовательно созревающих слоях мозга (критические периоды развития, последний из которых остается на всю жизнь) при должной стимуляции воспринимаемым (вспомним про кошек и деприваци ю вертикальных линий) уже дает подсказку о принципе. Связи могут быть сильно облегчены, но они никогда не реализуются без обучения (два вида обучения распознавателей: "без учителя" - характерно для первичных зон мозга и "с учителем" - характерно для формирования поведенческих цепочек с участием сознания).

Согласно одной теор ии, мозг пользуется методом статистического анализа, описанным в XVIII веке Томасом Байесом.

Есть много предвзятых теор ий насчет мозга, но ни одна из них не приводит к целостной системной модели. Это касается и упомянутой: ничего подобного мозгом не проделывается. Формирование и корректирование опыта, дающее цепочки прогно стических ожиданий в известной ситуации, организуются совершенно по-другому .

Наша способность интуитивно или посредством общения проникать в мысли других дает человеку уникальное преимущество над всеми животными . Она позволила нашему виду создать для себя систему высокоорганизованных обществ, которые мы называем цивилизацией, и осуществлять дела столь смелые, что результатом их оказываются изменения среды нашего обитания в глобальном масштабе.

И тут же:

Коммуникация - вовсе не роскошь. У большинства видов животных она просто необходима для выживания . Непрерывный обмен информацией между живыми существами проходит по большей части бессознательно.

Что делать с такой "женской логикой"? :)

Что если вам захотелось просто вспомнить, что такое банан? Как извлечь из памяти сенсорные воспоминания о нем? Без какого-то символа, например названия, вам не за что будет зацепиться, чтобы извлечь образ банана из памяти. Его можно будет припомнить под влиянием внешних напоминаний (например, при виде еще чего-нибудь желтого), но произвольн о, по собственному желанию вызвать этот образ в сознании будет гораздо сложнее. Научившись же навешивать на предметы и живых существ словесные ярлыки, вы сможете устроить у себя в голове удобную картотеку, где будут храниться разнообразные отображения окружающего мира. У вас появится возможность извлекать эти отображения по собственной воле...

То, что Р.Картер не знает другого способа систематизации запомненного кроме как его вербализация не значит, что его не существует:) И, опять же, бедные бессловесные твари, у которых звуковых символов внутривидового общения относительно немного (изолированные туземцы), а воспоминаний - на всю жизнь хватает, как же они их вспоминают?.. Вовсе не связью с символами общения, а ирерхией текущего контекст а восприятия актуализируются выборки субъективизированных образов, придавая им определенный смысл и не позволяя вспомнить то, что относится к другому контекст у восприятия-действия, см. Контекст понимания и а так же Механизмы забывания .

Один из механизмов социальной интеграции (возможно, важнейший из них ) связан с системой зеркальных нейрон ов. Так называют нейрон ы головного мозга, которые активируются, во-первых, когда человек или животное выполняет какое-либо действие, а во-вторых, когда он (или оно) наблюдает, как это действие выполняет кто-либо другой.

Пагубная иллюзия относительно функции "зеркальных нейрон ов" проистекает только лишь потому, что были отмечены активности определенных нейрон ов во время фокусировки внимания на другом человеке и попытке повторить действие. Тут же возникла гипертрофированная и красивая гипотез а для этих нейрон ов, на которую можно повесить все и объяснить что угодно. Но для отзеркаливания чужих действий и чужого состояния необходимо сначала, как минимум, самому иметь представления о таком состоянии и уметь совершать такие же действия. В период доверчивого обучения формируются навыки безусловно и доверчиво перенимать чужой опыт, - так передаются культур ные атрибуты и приобретения . Затем наступает период переступания догм - период игровой инициативы. И, конечно же, есть нейрон ы, распознающие элементы чужой активности, что и дает возможность воспринимать это, не более того.

Механизм социальной интеграции описан в статье Социализация и не требует привлечения таких сущностей как "зеркальные нейрон ы", хотя можно было бы и описать все то, что вовлекается в этот процесс (практически все ресурсы мозга).

Эффект зеркальных нейрон ов и похожие “зеркальные” свойства нейрон ов, связанных с эмоциями и мыслями, позволяют наблюдателю моментально и автоматически получать представление о том, что в настоящий момент чувствует другой . Например, когда мы видим, как человек поднимает тяжелый предмет, зеркальные нейрон ы, которые возбуждались бы у нас при поднимании тяжестей (и создавали чувство напряжения и тяжести), возбуждаются и создают у нас ощущение (пусть даже настолько слабое, что мы сами его не осознаем), будто мы также поднимаем тяжесть. В итоге нам не приходится даже задумываться о том, что именно тот человек в данный момент чувствует: нам это сразу становится известно из собственных непосредственных ощущений.

Получать представление о том, что думает другой или что делает другой возможно только, уже имя подобный опыт. В этом случае, конечно же, при осознанном внимании на действиях другого будут активироваться соответствующие распознаватели, затрагивающие соответствующие поведенческие цепочки. Предполагать же, что существуют некие нейрон ы, заранее как-то специализированные (все нейрон ы - распознаватели своего профиля возбуждения), как ранее выразилась Р.Картер "таинственно" делающих нас сопричастными: " Узнав об этих нейрон ах, мы получили основу для понимания массы таинственных аспектов человеческой психи ки: “телепатии”, сопереживания, обучения путем подражания, даже эволюции языка. ". Если воспринимать эти нейрон ы всего лишь как ассоциативно откликающиеся на сходный профиль уже наработанной реакции, вся таинственность и драматизм исчезает. Вовсе и не нужным оказывается придавать этому такое большое значение. Но "зеркальным нейрон ам" в книге уделено неоправданно много места и совершенно без какого-либо полезного эффекта для понимания механизмов.

Всякий раз, когда мы смотрим, как другой что-либо делает (или лишь начинает делать), у нас в мозге могут активироваться соответствующие нейрон ы, и это позволяет нам узнать намерения этого человека. Это дает возможность строить сложные модели психи ческого состояния.

На самом деле, всякий раз при этом у нас возникает некий ассоциативный отклик, соответствующий личному, уже имеющемуся опыту, и то, насколько верно мы судим о других, зависит от того, насколько наш опыт схож в этом. А вот несхожесть порождает иллюзии понимания.

Когда мы видим ломающуюся ветром ветку дерева, у нас точно так же активируются нейрон ы, соответствующие распознаванию и пониманию этого явления, и это может даже навести на мысль повторить то, что делает ветер, если такие результаты для нас желательны. Мы буквально во всем наблюдаемом можем найти зацепку для нового поведенческого варианта (Леонардо да Винчи проделывал такую стимуляцию своей фантазии, наблюдая за узорами трещин в штукатурке), и что из того?..

Даже мега-мегаконфигурации мегаконфигурации обычно оставляют в памяти лишь смутный отпечаток. Но бывают и такие, что горят над болотом нашей долговременной памяти как яркие огни.
Это могут быть детские воспоминания о пляже и песке, утекающем сквозь пальцы, или застывший кадр из давнего и в остальном забытого отпуска, или, может быть, поразительно отчетливый образ давно умершего друга. Почему эти конфигурации остаются, а другие исчезают?
В большинстве случаев все дело в эмоциях . У нас в памяти задерживаются именно те сцены, которые по той или иной причине сопровождались эмоциональным возбуждением.

Здесь опять путаются причина и следствие... Осознанное внимание сопровождает наиболее актуальные (новизна и значим ость) моменты наших действий, именно такие звенья цепей реагирования осознаются и, тем самым, субъективируются, осмысл яются , при этом формируя последовательсть касаний сознания моментов актуальности, что создает похожую на поведенческую, но мыслительную цепочку автоматизмов . Далее - попытки придать убедительность неверному посылу:

Это происходит оттого, что эмоциональное возбуждение по определению вызывается всплеском возбуждающих нейромедиаторов, повышающих активность нейрон ов в некоторых отделах мозга. Такое повышение активности приводит к двум эффектам, каждый из которых по очевидным причинам полезен для выживания. Во-первых, это повышение остроты восприятия, создающее ощущение абсолютной отчетливости и замедленности происходящего, которое характерно для критических мгновений. Во-вторых, это усиление долговременной потенциации, благодаря которому возрастает вероятность того, что события, переживаемые в таком состоянии, удастся запомнить и впоследствии избегать их (если это что-то плохое) или стремиться к их повторению (если хорошее).
Вышеописанный эпизод может считаться хорошим кандидатом на сохранение в долговременной памяти, потому что включает несколько ярких сенсорных стимулов (вид моря, звуки музыки, вкус вина), каждый из которых способен стать одной из “рукояток”, за которые сцена может быть извлечена из памяти и воспроизведена в сознании. Причем каждое такое воспроизведение будет все надежнее закреплять ее в памяти. Еще важнее то, что все это пропитано чувством страха. Если дети вернулись целыми и невредимыми, со временем об этом происшествии могут остаться лишь смутные воспоминания.
Но если за этой сценой последовало появление на пороге полицейского, который принес весть о несчастном случае, память о той музыке, том пейзаже и вкусе того вина, вероятно, останется с вами на всю жизнь.
Эпизоды, которым суждено отложиться в долговременной памяти, не сразу запечатлеваются в ней.
Процесс их перевода на постоянное хранение занимает до двух лет . В течение этого времени они остаются уязвимыми и легко стираются из памяти.

На самом деле воспоминания закрепляются долговременно примерно за полчаса. Именно такое время нужно, чтобы осталось воспоминание о события до того, как человек оказывается в бессознанке, например, после удара бутылкой по голове . Активность в виде возбужденных нейроструктур сохраняется обычно лишь до сна, когда такие активности последовательно гасятся общим торможением. Лишь самые сильные, доминантные могут остаться до следующего дня активными.

Лобные доли - это то самое место, где рождаются идеи, возникают планы, где из мыслей и ассоциаций складываются новые воспоминания, где окружающий мир усваивается через множество ощущений, передающихся в долговременную память либо исчезающих бесследно.
Именно в этом отделе мозга сосредоточено сознание - тот светлый край, куда продукты конвейеров нашего мозга поступают из его глубин для проверки. Именно здесь возникает самосознание , а эмоции превращаются из физиологических механизмов выживания в субъективные ощущения .
Если бы нам захотелось разместить на нашей карте мозга стрелочку с подписью “Вы находитесь здесь", она указала бы налобные доли. В этом наши новые представления о мозге совпадают с представлениями древних мист иков, ибо именно здесь они традиционно помещали “третий глаз” - врата, ведущие к вершинам осознания.

Сначала бы нужно определиться в том, что такое сознание, чтобы так вольно помещать его только лишь в лобные доли, хотя контуры субъетивированных образов восприятия-действия организуются в других частях мозга , . Р.Картер не делает даже такой попытки. Функциональность сознания организуется вовсе не только в лобных долях (см. Сознание ). А относительно самосознания, примерно так же как это случилось с лишней сущностью "зеркальных нейрон ов": с подачи психологов возникло излишне значим ое понятие "самосознание", а вот почему это не так: Самосознание . Но пока что в книге актуальным остается вопрос: "Есть ли у сознания особое предназначение - или оно лишь побочный продукт сложной нервной системы? ". То, что сознание является основой адаптивн ости личности как-то остается без внимания.

Кстати, чуть позже написано: " В середине ствола мозга расположены нейрон ы , обладающие необычайно длинными дендрит ами, протянутыми как вверх, так и вниз. Некоторые из них даже достигают коры больших полушарий. Одни из этих нейрон ов отвечают за сознание . Сотрясение мозга часто связано с нарушениями работы данной системы, а серьезные ее повреждения могут приводить к тому, что человек навсегда погружается в кому "

Внимание необходимо для мышлени я, а также для осознания своих ощущений. Наш мозг постоянно сканирует окружающую среду в поисках сенсорных стимулов.

Опять какое-то сканирование, хотя никто не описывал никаких таких сканирующих процессов. А вот то, чем обуславливается "ориентировочный рефлекс" описывалось и его прямая функция привлечения внимания . Внимание - не результат последовательного сканирования, а результат выделения наиболее актуального во всех параллельно протекающих поведенческих цепочках. На этих пиках актуальности и происходит подключение гиппокампом структур актуальных звеньев цепочек к лобным долям.

Воспринимается ли тот или иной стимул сознательно или бессознательно, отчасти зависит от того, подготовлен ли мозг заранее к обращению внимания на данный стимул.

Вовсе не так. Осознается пик актуальности (максимум новизны и значим ости), остальные поведенческие цепочки реализуются, не осознаваясь пока не окажутся в пике актуальности. Так обеспечивается адаптивн ость к наиболее главному (значим ость), что ее требует (новизна) . Это и есть функциональность сознания, а вовсе сознание - не "побочные эффекты огромной памяти мозговой флэшки ".

Рефлекторные действия не сопровождаются потенциал ом готовности (ПГ), но всякий раз, когда человек преднамеренно двигает пальцем, примерно за полсекунды до самого действия процессы, происходящие в мозге и обеспечивающие его совершение, проявляются в виде такого всплеска нейрон ной активности. Казалось бы, можно было ожидать, что в тех случаях, когда решение совершить действие принимается по собственной воле, оно должно приниматься непосредственно до или, возможно, во время активации мозга, вызывающей ПГ. Вместо этого Либет обнаружил, что испытуемые неизменно сообщали о времени принятия решения пошевелить пальцем лишь после начала ПГ . Почти во всех случаях испытуемые говорили, что сознательное побуждение или решение совершить движение возникало через 350-400 миллисекунд после всплесков на энцефалограмме, соответствующих ПГ. Само движение совершалось еще примерно через две десятых секунды.
Важность открытия Либета трудно переоценить.
Если сознательное решение совершить движение принимается, когда механизм совершения движения уже запущен (что, по-видимому, и показывают результаты этого эксперимента), значит, на самом деле действие обусловлено не сознательным решением, а процессами, протекающими в мозге неосознанно, и сознание не вызывает действие, а лишь отражает то, что мозг уже делает бессознательно.
Если это относится ко всем действиям, то наше поведение есть просто конечный продукт автоматических процессов, протекающих в мозге, и наше представление о свободе воли иллюзорно.
Полученные Либетом результаты не кажутся такими уж спорными нейробиологам, которые считают сознательный опыт продуктом активности мозга, а не его причиной. Но, как ни печально, наше общество, и в том числе судебная система, исходит из традиционного понимания свободной воли, которое, судя по всему, расходится с данными науки. Вопрос состоит, прежде всего, в том, какие выводы мы должны сделать из результатов эксперимента Либета и что они означают для наших представлений о человеческой природе.
В настоящее время в психологии и нейропсихологии преобладает детерминистская точка зрения, согласно которой наше поведение полностью определяется прошлым опытом и текущим контекст ом. Исходя из этой точки зрения, наше представление о том, что мы обладаем свободой воли и сами управляем своим поведением, есть не более чем иллюзия.
Эта иллюзия возникает оттого, что мы задним числом причисляем свои действия к следствиям предшествовавших им мыслей. Например, если я думал о том, что в комнате темно, и замечаю, что моя рука тянется к выключателю, я буду считать, что по собственной воле потянулся рукой к выключателю. Если так, то “свободная сознательная воля” представляет собой не реальный опыт, связанный с вызыванием действия, а лишь часть описания, которое мы составляем для самих себя задним числом, чтобы объяснить свои действия самим себе. Многие детерминисты утверждают, что наши действия не только не вызываются нашими волевыми решениями, но и бессознательно определяются событиями, происходящими в окружающем мире.
Главный вопрос состоит в том, остается ли хоть что-нибудь, что мы можем назвать свободной волей, не считая создаваемых задним числом описаний.
Есть ли у нас хоть какие-то ощущения, относящиеся к нашим преднамеренным действиям и испытываемые до их совершения?
...я думаю, что Либет был прав, предполагая существование тесной связи между сознательной волей и преднамеренным подавлением собственных побуждений, хотя его идея, что сознание может накладывать вето на бессознательные решения мозга, и представляется мне неубедительной попыткой возрождения дуализма.

Данные Либета были обсуждены в статье Свобода воли как функция бессознательного , в частности было замечено:

"Статья - чисто в стиле психологических исследований:) т.е. чистая эмпирика, без понимания сути происходящего. Да, в простейших случаях вообще безо всяких инструментальных методов и не за 10 секкунд, а вообще практически за любое время можно предсказать, что мало кто выберет съест тарелку живых тараканав:) А если объект выбора предъявлен неожиданно и выбор нужен немедленный, то не 10 секунд, а мгновенно будет сделан выбор. Но если предмет (ситуация) еще не знаком, то будет задержка на исследовательское поведение (очень индивидуально).
Ясен пень, что конечная мысль проявляется в сознании уже после того, как ее предваряет множество неосознаваемых процессов. И чушь, что можно будет хоть когда-то суметь предсказать сложное поведение потому, что для этого нужно знать точно всю системы связей нейрон ной сети на уровне каждого синапс а и систему гормональной регуляции, включая мозговое обеспечение эмоциональных контекст ов.
Что же касается вопроса о свободе воли то он просто методолог ически некорректен: нельзя смешивать философские понятия, касающиеся формы проявлений психи ческих процессов и механизмы этих процессов, о чем разводятся непонятки в обсуждении Сущность сознания." и далее в обсуждении .

Опять - красивая и бестолковая сенсация... И опять путаница в понятиях "произвольн ое действие" и "волевое усилие", о чем прояснялось уже выше. Главное: как обычно рассуждения ведутся без корректного определения вообще, а что же такое "свобода воли", просто по-бытовому, по-народному. И популярная форма изложения не оправдывает.

Индивидуальный взгляд каждого из нас определяется генами и формированием мозга под влиянием всего жизненного опыта. Например, мозг музыкантов даже на анатомическом уровне отличаются от мозга других людей, и когда музыкант исполняет или слышит музыку, его мозг работает иначе, чем мозг немузыканта. Гак, в ходе одного исследования выяснилось, что часть мозга, реагирующая на звуки, у музыкантов в среднем на 130 % больше, чем у немузыкантов, и что объем этой части мозга увеличивается у них под непосредственным влиянием опыта исполнения п восприятия музыки. Причем, судя по всему, своеобразный “взгляд” музыкантов на мир не ограничивается повышенной чувствительностью к музыке. Похоже, что они также отличаются повышенной чувствительностью к эмоциям, по крайней мере в некоторых аспектах. Например, они легче улавливают интонации голоса собеседника или нотки отчаяния в крике младенца, и все это делает их жизнь в среднем эмоционально насыщеннее жизни немузыкантов.
Необычные индивидуальные особенности восприятия вещей могут возникать также из “причуд” развития мозга. Например, Альберт Эйнштейн имел очень необычный мозг, чем, возможно, объясняются его поразительные открытия, касающиеся пространства и времени. В 1955 году, когда Эйнштейн умер, мозг великого физика был препарирован и его фрагменты распределены среди ученых. Идея состояла в том, что эти кусочки нервной ткани, возможно, позволят лучше разобраться в природе гения. Как теперь выясняется, идея была совершенно правильной, но в То время большинство исследователей понятия не имели, что именно нужно искать, и не располагали оборудованием, необходимым для таких поисков. Поэтому многие из фрагментов мозга оказались надолго забытыми. Полвека спустя канадские исследователи из Университета им. Макмастера в Онтарио вновь собрали эти фрагменты и реконструировали мозг Эйнштейна. Они выяснили, что он отличался от мозга большинства людей несколькими особенностями. Самая существенная заключалась в том, что две борозды теменной коры слились, образовав один большой участок ткани там. где обычно имеется два отдельных участка. У большинства людей одна из этих областей задействована преимущественно в пространственном восприятии, а другая (в числе прочего) — в математических расчетах. Вполне возможно, что слияние двух областей в мозге Эйнштейна позволило ему вывести из своего видения пространства и времени формулу Е =мс2 — самое известное в истории уравнение.
Животные, которых выращивают в условиях, где они совершенно не сталкиваются с какой-нибудь разновидностью элементов видимой картины мира, скажем с горизонтальными линиями, с трудом распознают эти элементы впоследствии или вообще неспособны их распознавать. У них не хватает клеток, в норме выполняющих эту функцию, потому что без стимуляции на определенном этапе развития таким клеткам сложно сформироваться.
Нечто подобное происходит со всеми нашими способностями. Про Джеймса Кука рассказывают, что он встретил группу островитян, которые, казалось, не видели огромного силуэта его корабля, стоявшего на якоре у берега. Они никогда в жизни не встречали таких гигантских предметов и поэтому были лишены понятийного аппарата, необходимого для их восприятия. Это легенда, но она отражает истину: мы воспринимаем не общую для всех нас картину мира, а только изображающую его конструкцию, выстраиваемую у нас в голове на основе тех элементов окружающей действительности, которые лучше всего регистрируются соответствующими модулями нашего мозга.
Большинство различии в строении и работе мозга разных людей слишком тонки, чтобы их легко было выявлять с помощью методов пейровизуализации, но исключительно необычная обработка сенсорной информации, свойственная синестетикам, проявляется при сканировании мозга вполне отчетливо.

Индивидуальный взгляд каждого из нас определяется генами и формированием
В последнее время исследователи получают все больше данных, указывающих на то, что синестезия у взрослых людей — это, по-видимому, не простое отклонение, а отражение исходного устройства нашей системы сенсорного восприятия, которая работает сначала на подкорковом уровне, подавляемом у большинства людей в процессе обучения. Согласно этим представлениям, любой стимул, будь то свет, вещество или звук, в принципе может вызывать мультисенсорные ощущения, что он и делает в нашей лимбической системе. В младенчестве мы воспринимаем окружающее именно так, но по мере развития коры больших полушарий она, по сути, перетягивает на себя поток поступающей информации, безжалостно ее категоризируя и посылая сигналы о каждом типе стимулов лишь в одну определенную сенсорную систему. В результате связи между частями мозга, чувствительными к разным типам стимулов (например, к звукам или к свету), постепенно выходят из строя за невостребованностью, и нейроны коры каждой сенсорной зоны все сильнее привыкают представлять получаемую ими информацию только в одной модальности. Поэтому обычно мозг взрослых разделяет воспринимаемое на несколько общеизвестных чувств6.
Если так, то свойственная нам строгая категоризация информации, приводящая к се распределению по разным сенсорным системам, возникла, по-видимому, потому, что она позволила нам ускорить распознавание воспринимаемых стимулов. Если бы оса воспринималась нами не только как жужжащее полосатое существо, но и как нечто, обладающее вкусом и запахом, нам могло бы потребоваться больше времени на то, чтобы сообразить, что ее лучше поскорее прихлопнуть.

ОДНОСТОРОННЕЕ ПРОСТРАНСТВЕННОЕ ИГНОРИРОВАНИЕ
Половина тела пациента оказалась парализована в результате инсульта, но пациент, судя по всему, не сознает этого. Вот какой диалог происходит между ним и его лечащим врачом (приводится в сокращении):
ВРАЧ. Не могли бы вы похлопать в ладоши?
(Пациент поднимает правую руку и двигает ей, будто хлопает, а затем кладет обратно на кой-ку. Улыбается, выглядит удовлетворенным.) Врач. Это была только правая рука. Не могли бы вы поднять также левую руку и сделать то же самое обеими руками?
Пациент. Левую руку? А... Она немного онемела сегодня. Это все мой артрит.
ВРАЧ. НО не могли бы вы все-таки попытаться поднять ее?
(Пауза. Пациент не двигается.)
ВРАЧ. Не могли бы вы попытаться поднять левую руку?
ПАЦИЕНТ. Так ведь я уже сделал это. Разве вы не видели?
ВРАЧ. Нет, не видел. Вы правда двигали рукой? ПАЦИЕНТ. Ну конечно двигал. Вы, наверное, не смотрели.
ВРАЧ. А можно попросить вас еще раз поднять ее?
(Пациент не двигается.)
ВРАЧ. ВЫ ею сейчас двигаете?
П А ц и Е н т. Разумеется, двигаю.
Врач (показывает па кисть левой руки, лежащую на койке). Ну а это что такое?
ПАЦИЕНТ (смотрит). А, это. Это не моя рука. Должно быть, это рука кого-то другого.

Это странное нежелание признавать очевидное связано с хорошо известным расстройством —так называемой анозогнозией, “непризнанием болезни”. Анозогнозия развивается в результате повреждений области мозга, связанной с вниманием к собственному телу. Этот синдром довольно часто встречается у пациентов, которые перенесли инсульт, вызвавший паралич левой стороны тела. Дело в том, что область, повреждения которой приводят к анозогнозии, располагается очень близко к моторной коре правого полушария, и инсульт (или какое-либо другое повреждение), поражающий моторную кору этого полушария (а значит, левую половину тела), нередко захватывает и область, связанную с анозогнозией. Иногда это странное игнорирование половины тела может и не сопровождаться параличом. В таких случаях пациенты просто ведут себя так, будто все, что находится слева от вертикальной оси тела, пере-стало существовать. Они забывают двигать левыми конечностями. При ходьбе у них волочится левая нога. Они причесывают волосы только на одной стороне головы. Иногда (в той мере, в какой это возможно) они даже забывают одевать половину своего тела. Это расстройство представляет собой одну из форм так называемого одностороннего пространственного игнорирования. Одностороннее пространственное игнорирование может касаться только левой половины тела, 
но может и распространяться па псе, что расположено в одной половине поля зрения, обычно также левой. Пациенты, страдающие этой формой игнорирования, судя по всему, не видят или не осознают ничего, что находится по левую сторону от них. Они оставляют еду нетронутой на левой половине тарелки, не замечают людей, которые подходят к ним слева, поворачиваются только направо. Если их просят нарисовать часы, они обычно изображают искаженный циферблат, в котором цифры располагаются только справа, а левая половина не прорисована.
Эта “однобокость” обычно распространяется даже на воображение. Если попросить пациента закрыть глаза и представить себе путь по знакомой улице, он сможет по памяти описать здания, стоящие справа, но даже не упомянет те, что стоят на левой стороне. Единственный способ добиться от такого пациента, чтобы он описал другую сторону улицы, состоит в том, чтобы попросить его мысленно развернуться и пойти в обратную сторону18. Люди, страдающие этим расстройством, как будто ничего не видят слева от себя, но это нечто иное, чем обычная слепота. Та часть их мозга, которая отвечает исключительно за поступающую от глаз зрительную информацию (первичная зрительная кора), остается у них неповрежденной, и сканирование мозга показывает, что она обрабатывает зрительную информацию совершенно нормально. Слепота возникает на более высоком уровне обработки информации, на котором она превращается из простых сигналов в мысленные представления.
Люди, страдающие этим расстройством, не думают: “Я не вижу ничего, что находится слева”. Все, что находится слева, для них просто не существует, и думать об этом они не могут. Человек с “нормальной” левосторонней слепотой может компенсировать слепоту половины поля зрения, поворачивая голову и тело так, чтобы видеть находившиеся по левую руку предметы, но при одностороннем пространственном игнорировании человек никогда не чувствует потребности так делать. Такие люди обычно начинают читать каждую строчку с середины страницы, и продолжают это делать, даже если становится ясно, что текст, читаемый таким способом, превращается в бессмыслицу. Им просто не приходит в голову, что слева вообще есть на что смотреть.

Одностороннее пространственное игнорирование легче понять, если рассматривать его как нарушение внимания — неспособность мозга сознательно воспринимать часть окружающего мира. Нас не может огорчать нехватка того, чего мы не осознаем. Видимо, именно поэтому пациенты так легкомысленно пренебрегают своим расстройством. В очень невысокой степени пространственное игнорирование свойственно всем. В поле зрения любого здорового человека есть слепое пятно, соответствующее участку сетчатки, где из глаза выходит зрительный нерв. В этом месте нет светочувствительных нейронов, поэтому попадающий туда свет в принципе не может регистрироваться мозгом. В итоге на нашем поле зрения имеется довольно большое слепое пятно, угловой диаметр которого составляет 5-6 градусов. Когда мы смотрим на что-либо двумя глазами, слепое пятно одного из них перекрываются с областью, видимой для другого. Но если закрыть один глаз, то недалеко от середины поля зрения возникает участок, в пределах которого мы ничего не видим.
+ +
В этом можно убедиться, посмотрев одним глазом па один из плюсов, напечатанных выше. Если, глядя правым глазом на левый плюс, расположить книгу на расстоянии вытянутой руки, а затем постепенно приближать ее к себе, настанет момент, когда правый плюс исчезнет. Однако это не создает у нас сознательного ощущения частичной слепоты. Наше поле зрения кажется нам сплошным, включающим всю страницу, просто второго плюса на ней как будто нет.
Фокусники иногда используют знания о слепом пятне, чтобы обманывать с его помощью зрителей. На самом деле такие трюки работают только прямо перед носом, потому что на большем расстоянии слепое пятно слишком легко компенсируется за счет другого глаза, чтобы на его месте можно было что-то спрятать. Кроме того, фокусники мастерски умеют отвлекать внимание зрителей от того, что нужно скрыть, вызывая у них своего рода временное пространственное игнорирование.
Некоторые формы пространственного игнорирования возникают из-за повреждений теменной доли, где располагаются наши внутренние карты собственного тела и окружающего мира. Результатом таких повреждений могут быть своего рода концептуальные ампутации. Другие формы этого недуга связаны с нарушениями концентрации внимания и вызываются повреждениями лобных долей, поясной коры (расположенной внутри глубокой щели, разделяющей полушария) и отвечающих за управление движениями участков базальных ганглиев. Пространственное игнорирование может быть связано с так называемым ориентированием — аспектом концентрации внимания, выражающимся в том, что мы машинально поворачиваемся в направлении привлекающего наше внимание стимула. Как и многие другие бессознательные процессы, ориентирование контролируется преимущественно правым полушарием. Специализация правого полушария на ориентировании определяется, в частности, его способностью обращать внимание на правую или на левую часть поля зрения. В связи с этим повреждения левого полушария обычно не вызывают одностороннего игнорирования, связанного с ориентированием. Левое же полушарие, по-видимому, обращает внимание исключительно на правую часть поля зрения, поэтому повреждения правого полушария могут приводить к тому, что человек начинает игнорировать все, что происходит по левую сторону. В этом, по-видимому, состоит одна из причин того, что люди с правополушарными травмами гораздо чаще страдают односторонним пространственным игнорированием, чем люди с левополушарными травмами.

Крайняя форма анозогнозии проявляется в непризнании собственной полной слепоты. Это расстройство называют синдромом Антона — Бабинского. Пациенты, страдающие им, ничего не видят, но, судя по всему, живут в полностью воображаемом визуальном пространстве.
На другом конце спектра подобных расстройств располагаются легкие формы игнорирования, в той или иной степени свойственные многим из нас. Рассеянный профессор, не замечающий, что на нем носки разного цвета, муж-трудоголик, однажды обнаруживающий, вернувшись домой, что жена от него ушла, безответственный должник, как будто не замечающий растущую гору счетов: все это примеры сенсорного игнорирования, возможно, имеющего неврологическую основу.
Точно так же, как склонность воспринимать скорее формы, чем цвета, может быть связана с избытком нейронов, чувствительных к формам, и недопонимать, когда мы “перебарщиваем” с повторением каких-либо действий. Обе эти способности нередко не наблюдаются у людей, получивших повреждения лобных долей.
Повреждения данной части префронтальной коры приводят к нарушениям способности следить за своими успехами и учиться на собственных ошибках. Они также могут вызывать нарушения рабочей
статном чувствительных к цветам, рассеянность профессора может быть связана с недостатком нейронов в области мозга, связанной с заботой о своем теле, и избытком в области, связанной с решением абстрактных задач. У трудоголика также может быть недос таток каких-то нейронов или нейромедиатора (возможно, окситоцина), обеспечивающего стимуляцию области мозга, ответственной за привязанность к дому и семье. У человека, погрязшего в долгах, может быть понижена активность лобных долей, где, возможно, также не хватает нейронов. Особенности поведения этих людей напрямую связаны с особенностями их восприятия.
Если неоднократно напоминать им, такие люди обычно начинают обращать внимание на то, чем обычно пренебрегают, точно так же как людей, страдающих слабыми формами левополушарного игнорирования, можно приучить обращать внимание на “пустую” сторону поля зрения, неоднократно давая им задания из серии “похлопайте в ладоши”. Выражение “войдите в мое положение” есть нечто большее, чем фигура речи. Но без неоднократных напоминаний профессор едва ли начнет обращать больше внимания на свои носки, чем требуется, чтобы их снимать и надевать, и трудоголик едва ли станет уделять жене больше внимания, чем потребуется, чтобы уговорить ее вернуться. Большинству из нас не свойственно прилагать ощутимые усилия к изменению своего взгляда на мир, и с течением времени свойственное нам игнорирование нередко лишь закрепляется. Наши представления о воспринимаемом мире могут быть гораздо более адекватными, чем у людей, страдающих синдромом Антона — Бабинского. Но в чем-то все мы похожи на них.

Объясняем, куда деваются наши врождённые способности, почему так сложно говорить на иностранном языке без акцента и что творится в голове у подростка...

В этой статье мы расскажем несколько интересных фактов о развитии и работе мозга, описанных в книге Риты Картер «Как работает мозг». На русском языке книга вышла в издательстве Corpus, её переводом занимался кандидат биологических наук Пётр Петров.

Картер - научная журналистка из Великобритании, свой путеводитель по работе мозга она написала в сотрудничестве с известным нейробиологом Кристофером Д. Фритом, выступившим научным консультантом книги.

Почему эту книгу можно назвать «путеводителем»? Дело в том, что Картер описывает в ней мозг в первую очередь как пространство, территорию, особый ландшафт, уделяя особое внимание тому, какие зоны мозга за какие задачи отвечают, в каких случаях они бывают задействованы по отдельности, а в каких - совместно.

Для нашей короткой экскурсии по этой огромной территории мы выбрали только малую часть данных, что есть в книге.

1. Мозг удаляет ненужные связи между нейронами

Нейроны - клетки, отвечающие непосредственно за мозговую активность, - составляют примерно десятую часть от всех клеток мозга. Они похожи на корневые системы со множеством отростков, с помощью которых один нейрон соединяется с другими. Такая связь называется синапсом.

Поначалу, когда мы только рождаемся, наши нейроны незрелы, связи между ними образуются хаотично. Например, появляется много связей между слуховой и зрительной зонами коры головного мозга, в результате чего возникает знаменитый эффект синестезии - когда человек «слышит» цвета или «видит» звуки.

Но одни синапсы используются чаще, а другие реже, и постепенно мозг начинает самостоятельно уничтожать те связи между нейронами, которые кажутся лишними.

Этот эффект называется прунингом (от англ. to prune - прореживать, подрезать ветви).

С одной стороны, это здорово, ведь прунинг повышает эффективность работы мозга. С другой, в процессе прунинга мы утрачиваем связи, отвечающие за интуитивные навыки и дарования. Например, фотографическая память, часто встречающаяся у маленьких детей, исчезает именно из-за прунинга.

2. В мозгу младенца столько же нейронов, сколько у взрослых

Да, мозг новорождённого значительно меньше, чем у взрослого, и после рождения его созревание продолжается ещё долго, до двадцати с небольшим лет. Однако число нейронов в мозгу новорождённого и взрослого примерно одинаково.

Другое дело, что функционируют они не столь эффективно. На отростках многих нейронов младенца не хватает миелина - жироподобного вещества, которое помогает нейронам передавать сигналы. Поэтому обширные области мозга новорождённого просто ещё не функционируют, особенно это касается коры больших полушарий.

В этот период самые активные области мозга - те, что отвечают за рефлексы, чувствительность и движения. Отделы, задействованные в принятии решений, планировании и рассудочной деятельности, развиваются позже.

3. В подростковом возрасте изменяется работа префронтальной коры мозга

Префронтальная кора (ПФК) - это передняя часть лобных долей мозга. Как раз её мы и задействуем при планировании и принятии решений. Кроме того, она нужна нам для понимания других людей.

После рождения число синапсов в ПФК постоянно возрастает, пока дело не доходит до подросткового возраста. Тогда количество нейронных связей вдруг начинает снижаться.

Вы наверняка наслышаны про то, что за особенности поведения ребёнка в подростковый период отвечают гормоны. Так вот, не только они.

Вспомним про прунинг - именно с его помощью мозг в этом возрасте ведёт тонкую настройку ПФК. Естественно, в период прунинга этот отдел мозга должен быть менее активным, чем обычно.

Эксперименты показали, что во время выполнения задач, связанных с пониманием намерений других людей, у подростков активность ПФК довольно низкая.

Зато при обдумывании собственных намерений, наоборот, активность ПФК у подростков даже выше, чем у взрослых.

Исследование собственных возможностей и поиск персональных когнитивных стратегий - именно это, как считает наш мозг, главная задача подростка.

4. Отростки нейронов в правом полушарии длиннее, чем в левом

Мы знаем, что большинство функций мозга обычно в большей степени связаны с одним из двух полушарий. Хотя они и работают сообща, мы возлагаем на левое полушарие ответственность за анализ и логику, точное и детальное восприятие; а на правое - за обобщение и абстрагирование, непосредственное чувственное восприятие.

Интересно, что нейроны у левого и правого полушарий по своей структуре также отличаются - в правом полушарии нейроны расположены на большем расстоянии друг от друга, чем в левом. Это происходит потому, что у клеток правого полушария более длинные аксоны - соединительные отростки.

Из-за этого правое полушарие лучше приспособлено для одновременного использования сразу нескольких модулей мозга, оно даёт нам широкое, хотя и расплывчатое представление о том или ином феномене.

5. Приступы паники и фобии запускает миндалина

Эмоциональная реакция страха - это сформировавшийся в процессе нашей эволюции защитный механизм. Это оперативная реакция на какой-то простой стимул, который мы воспринимаем как несущий опасность - неизвестное явление, большой объект, угрожающая поза.

Мы научились бояться, чтобы уметь выживать в огромном и опасном мире. Но что-то пошло не так.
У нас появились фобии.

Они выражаются в сильной эмоции страха, но беда в том, что они не связаны с реальной опасностью. Фобии не помогают нам выживать, более того - мешают.

Представьте, что в здании пожар, и вам нужно спуститься по лестнице из окна. И вдруг вас парализует приступ боязни высоты.

То есть в ситуации реальной угрозы вашей жизни вы из-за фобии можете во вред себе отреагировать на угрозу мнимую.

В основе таких приступов страха лежит разделение отделов мозга, отвечающих за формирование памяти. За формирование наших сознательных воспоминаний в первую очередь ответственен гиппокамп, и к нему мы обращаемся, когда вспоминаем какие-то образы и события.

А вот бессознательная память хранится в других отделах, в частности - в миндалевидном теле, или миндалине. Миндалина записывает в том числе наши сильные эмоциональные и физиологические реакции (учащённое сердцебиение, потение и т. д.) и может воспроизводить их.

Когда мы вспоминаем что-то (например, как спуститься по высокой лестнице), мозг обращается не только к осознанной памяти из гиппокампа, но и к миндалине. Закрепившиеся в ней воспоминания могут быть практически неуправляемы. Они запускаются и заставляют человека заново пережить прежний приступ страха или психологическую травму.

Особенно часто бессознательные воспоминания формируются при стрессе - в это время мозг выделяет гормоны и нейромедиаторы, повышающие возбудимость миндалины.

6. Для мозга освоение родного и иностранных языков - два разных процесса

В раннем детстве адекватное усвоение языка происходит естественным образом, если ребёнок с самого рождения слышит речь. И когда мы появляемся на свет, у нас есть потенциальная возможность освоить любой язык.

Но в основном ребёнка окружают люди, говорящие только на одном языке, и языковые возможности вскоре сужаются.

Нейронные связи, необходимые для распознавания незнакомых звуков иноязычной речи, атрофируются в процессе прунинга, если их не стимулировать.

К пяти годам основные речевые зоны сосредотачиваются только в одном полушарии (обычно в левом), а оставшиеся без дела зоны другого полушария берут на себя другие функции, например, невербальную речь (жестикуляцию).

Когда мы впоследствии учим иностранный язык, мы задействуем оставшиеся связи, ориентируемся на родную речь и поэтому говорим с акцентом.

При этом информация, связанная с изучением родного и иностранных языков, обрабатывается мозгом в разных речевых зонах.

Вот почему бывает так, что при поражении конкретной речевой зоны (например, при инсульте) человек может забыть родную речь, а способность общаться на выученном во взрослом возрасте иностранном языке у него останется.опубликовано .

Если у вас возникли вопросы, задайте их

Артём Серебряков

P.S. И помните, всего лишь изменяя свое сознание - мы вместе изменяем мир! © econet