Кузнецов, николай герасимович. Три флотских маршала ссср Образ в искусстве и медиа

НАРОДНЫЙ КОМИССАРИАТ ВОЕННО- МОРСКОГО ФЛОТА СССР - центральный орган военно-морского управления.

Об-ра-зо-ван по-ста-нов-ле-ни-ем ЦИК и СНК СССР от 30.12.1937 года на ба-зе Управ-ле-ния Морских сил РККА Нар-ко-ма-та обо-ро-ны СССР . По-ло-же-ние о Нар-ко-ма-те ВМФ СССР ут-вер-жде-но ЦИК и СНК СССР 15.01.1938 года. На Нар-ко-мат ВМФ СССР воз-ла-га-лись: раз-ра-бот-ка пла-нов строи-тель-ст-ва, воо-ру-же-ния и ком-плек-то-ва-ния ВМФ, раз-ви-тие средств бое-вой тех-ни-ки, воо-ру-же-ния и бе-ре-го-во-го строи-тель-ст-ва, кон-троль за вы-пол-не-ни-ем за-ка-зов для ВМФ; ру-ко-во-дство опе-ра-тив-ным при-ме-не-ни-ем ВМФ, его опе-ра-тив-ной, бое-вой, по-ли-тической и мо-би-ли-зационной под-го-тов-кой и ор-га-ни-за-ци-ей ПВО, под-го-тов-ка кад-ров для фло-та и др.

Воз-глав-лял-ся народным ко-мис-са-ром ВМФ СССР. При нар-ко-ме ВМФ с 08.04.1938 года функ-цио-ни-ро-вал со-ве-щательный ор-ган - Главный во-енный со-вет ВМФ. Нар-ко-му ВМФ (кро-ме центральных управ-ле-ний) под-чи-ня-лись Во-енные со-ве-ты фло-тов, ко-ман-дую-щие и во-енные ко-мис-са-ры фло-ти-лий, во-енно-морские учеб-ные и на-уч-но- ис-сле-до-ва-тель-ские уч-ре-ж-де-ния. Пер-во-на-чаль-но в со-став центральных ор-га-нов Нар-ко-ма-та ВМФ СССР вхо-ди-ли Главный морской штаб и управ-ле-ния: по-ли-ти-че-ское (с ию-ня 1940 года Главное управ-ле-ние по-ли-тической про-па-ган-ды ВМФ, с ию-ля 1941 года Главное по-ли-тическое управ-ле-ние ВМФ), морской авиа-ции (с 25.02.1941 года Управ-ле-ние ВВС ВМФ), ко-раб-ле-строе-ния, воо-ру-же-ния и снаб-же-ния бо-е-при-па-са-ми, тех-ническое, гид-ро-гра-фи-че-ское, снаб-же-ния, инженерных, стро-ительных, во-енно-морских учеб-ных за-ве-де-ний, ко-манд-ное; от-де-лы: раз-ве-ды-ва-тель-ный, свя-зи, са-ни-тар-ный и фи-нан-со-вый; во-енно-морской ин-спек-ция, груп-па кон-тро-ля и ин-спек-ти-ро-ва-ния, об-щее от-де-ле-ние. В 1939-1940 годах соз-да-ны: Главное управ-ле-ние пор-тов (с 25.05.1942 года Главное управ-ле-ние ты-ла ВМФ) и др. но-вые управ-ле-ния (бое-вой под-го-тов-ки, раз-ве-ды-ва-тель-ное, мин-но-тор-пед-ное, артиллерийское, хи-мическое, ПВО, под-вод-но-го пла-ва-ния, свя-зи, квар-тир-но-экс-плуа-тационное, са-ни-тар-ное, де-ла-ми) и от-де-лы, на-уч-но-тех-нический комитет, сек-ре-та-ри-ат нар-ко-ма ВМФ, по-сто-ян-ная при-ём-ная ко-мис-сия ко-раб-лей, во-енно-морское из-да-тель-ст-во.

Народный Комиссариат Военно-Морского Флота СССР - НАРÓДНЫЙ КОМИССАРИÁТ ВОÉННО МОРСКÓГО ФЛÓТА СССР (НКВМФ), центр. орган, осуществлявший руководство ВМФ СССР в 1937–46. Образован пост. ЦИК и СНК СССР от 30 дек. 1937 на базе Управления ВМС РККА, входившего в состав Народного комиссариата… … Великая Отечественная война 1941-1945: энциклопедия

День Военно-морского флота РФ - День Военно морского флота (ВМФ) отмечается в России в последнее воскресенье июля. В 2013 году этот праздник приходится на 28 июля. Военно морской флот как самостоятельный вид Вооруженных Сил Российской Федерации складывался с конца XVII века до… … Энциклопедия ньюсмейкеров

Народный комиссариат судостроительной промышленности СССР (сокращённо НКСП) центральный орган управления, осуществлявший руководство судостроительной промышленностью СССР с 11 января 1939 года по 15 февраля 1946 года. Наркомат был образован… … Википедия

У этого термина существуют и другие значения, см. Народный комиссариат внутренних дел. Народный комиссариат внутренних дел СССР (НКВД СССР) … Википедия

На этой странице представлен список военно морских флагов СССР. В графе «Год» приведены даты утверждения флагов. Сокращения в тексте: ВМС Военно Морские Силы ВМФ Военно Морской Флот ГПУ Государственное политическое управление… … Википедия

Содержание 1 Главнокомандующий Вооруженными Силами Республики 2 Командующие всех морских сил РСФСР … Википедия

Содержание 1 Главнокомандующий Вооруженными Силами Республики 2 Командующие всех морских сил РСФСР … Википедия

Содержание 1 Главнокомандующий Вооруженными Силами Республики 2 Командующие всех морских сил РСФСР … Википедия

Военно-Морской Флот РФ - Создание регулярного военного флота в России было обусловлено настоятельной потребностью страны в преодолении территориальной, политической и культурной изоляции, ставшей на рубеже XVII XVIII веков главным препятствием для экономического и… … Энциклопедия ньюсмейкеров

Такие разные судьбы адмиралов флота Советского Союза Николая Кузнецова, Ивана Исакова и Сергея Горшкова.

До 1993 года, пока отряхивающаяся от обломков разваленного СССР новая Россия не взялась перекраивать и систему воинских званий, высшим персональным званием в ВМФ было звание Адмирала флота Советского Союза. Его ввели указом Президиума Верховного Совета СССР от 3 марта 1955 года, и за четыре десятилетия этого звания удостоились только три человека.

Своим появлением звание Адмирала флота Советского Союза обязано разрыву в соответствиях между армейскими и флотскими званиями, который неожиданно возник после введения в 1935 году персональных званий для военачальников РККА и РККФ. Высшим армейским стало звание Маршала Советского Союза, а соответствующего ему звания на флоте не появилось ни тогда, ни в 1940-м, когда верхней ступенью флотских званий стало звание Адмирала флота. На изменении этой обидной для флота ситуации настоял легендарный нарком ВМФ Николай Кузнецов. В его личном архиве есть такая запись (цитируется по примечаниям к мемуарам «Крутые повороты: Из записок адмирала»): «В 1944 году Сталин неожиданно для меня поставил вопрос в Ставке ВГК о присвоении мне очередного звания. У нас к этому времени не было звания выше адмирала, а значит, не было предусмотрено и соответствующих погон. Я доложил, что в других флотах существует звание адмирала флота. «Чему это будет равно в наших Вооруженных Силах?» - спросил Сталин. Я ответил, что если выдерживать ту же последовательность, что и в армии, то адмиралу флота следует присвоить погоны с четырьмя звездочками, но это тогда не будет самым высшим званием, какое имеют сухопутные военачальники, то есть звание маршала. Тогда же было решено учредить пока звание адмирала флота с четырьмя звездочками на погонах, не указывая, кому это звание присваивается в сухопутных силах. <…> В мае 1944 года было решено заменить эти погоны на маршальские, с одной большой звездой. А когда обсуждался уставной вопрос и в табели о рангах нужно было решить, кому же равен по своим правам адмирал флота, то черным по белому было записано: «Маршалу Советского Союза»».
Легендарный адмирал ошибся в дате введения звания Адмирала флота, хотя остальное описано точно. Так и возникла ситуация, когда высшее флотское звание стало выше предыдущего не на одну ступеньку, а на две: ранее соответствовавшее генералу армии, оно «переехало» на строчку выше, сломав стройную систему. Справились с этим только десять лет спустя после Победы. Вот как описывает это Николай Кузнецов: «Уже после войны встал вопрос: следует ли адмиралу флота иметь и носить маршальскую звезду? Помнится, маршал Жуков предложил изменить тогда и название на «Адмирал Флота Советского Союза». Правительство решило внести такую поправку в высшее звание ВМФ, и я вместе с группой маршалов из рук Председателя Президиума Верховного Совета СССР К.Е. Ворошилова получил маршальскую звезду…».

Каждый из трёх адмиралов флота Советского Союза - Николай Кузнецов, Иван Исаков и Сергей Горшков - по-разному пришёл к этому высшему званию. И по-разному сложилась судьба каждого из них, хотя и были они тесно переплетены между собой - и далеко не всегда это переплетение играло положительную роль. О судьбах «флотских маршалов» сегодня рассказывает своим читателям «Историк».

Адмирал флота Советского Союза Николай Кузнецов

11 июля 1904 года - 6 декабря 1974 года

В 1939–1947 и 1951–1955 годах - нарком Военно-морского флота, военно-морской министр и главнокомандующий ВМФ.
Герой Советского Союза, четырежды кавалер ордена Ленина, трижды кавалер ордена Красного Знамени, дважды кавалер ордена Ушакова
Адмирал Николай Кузнецов неслучайно назвал последнюю книгу своих воспоминаний «Крутые повороты» - именно так короче всего и можно описать его судьбу. Самый молодой нарком Военно-морского флота и первый моряк на этой должности, назначенный на неё 29 апреля 1939 года - и единственный из обладателей высшего флотского звания, который дважды (!) лишался его по воле партийного начальства. Единственный высший офицер СССР, который не побоялся привести флот в состояние полной боевой готовности за два часа до начала Великой Отечественной войны, причём не просто отдав приказ, но и позвонив лично каждому командующему Балтийским, Северным и Черноморским флотом, - и человек, обвинённый в продаже секретов союзникам по антигитлеровской коалиции.
До первых послевоенных лет служебная карьера крестьянского сына Николая Кузнецова развивалась без каких-либо резких перепадов. В 1926 году он окончил Военно-морское училище имени Фрунзе и прошёл все ступеньки от командира батареи линкора «Червона Украина» до наркома ВМФ, всюду показав себя блестящим офицером, отличным тактиком и стратегом. Успел повоевать в Испании (главный военно-морской советник правительства республиканцев под псевдонимом дон Николас Лепанто), бессменно командовал всем советским флотом в годы Великой Отечественной войны - и попал в опалу после Победы. Многие историки флота считают, что это случилось из-за слишком твёрдого и независимого характера Николая Кузнецова, который рисковал спорить с Иосифом Сталиным (причина первой опалы в 1948 году) и категорически не сошёлся характером с Георгием Жуковым (вторая опала в декабре 1955 года). И если в первый раз Кузнецов сумел добиться возвращения ему высшего флотского звания, то второй раз оно вернулось к нему только спустя 14 лет после смерти: слишком уж противился этому его бывший подчинённый и протеже на посту главкома ВМФ Сергей Горшков…

Адмирал флота Советского Союза Иван Исаков

10 августа 1894 года - 11 октября 1967 года
Звание Адмирала флота Советского Союза присвоено: 3 марта 1955 года
В 1938–1950 годах - заместитель наркома (министра, главнокомандующего) Военно-морского флота, в 1941–1943 и 1946–1950 - начальник Главного морского штаба.
Герой Советского Союза (7 мая 1965 года), шестикратный кавалер ордена Ленина, трижды кавалер ордена Красного Знамени, дважды кавалер ордена Ушакова I степени
Если Николая Кузнецова можно назвать гениальным флотоводцем-практиком, то получившего высшее флотское звание в один день с ним Ивана Исакова точнее всего будет назвать гениальным флотоводцем-теоретиком. Но ни в коем случае не кабинетным!

Если у Николая Кузнецова судьба стала делать резкие повороты после Великой Отечественной войны, то судьба Исакова с самого начала была извилистой. Армянин по национальности, уроженец селения Аджикент Карской области (оказавшейся в итоге в Турции), выросший в Тифлисе, он никогда не получил бы погон морского офицера, если бы не Первая мировая война. Осенью 1914-го Исаков стал «чёрным гардемарином»: ученики разночинских Отдельных гардемаринских классов носили чёрные погоны, а не белые, как в Морском корпусе. Но флот ни разу не пожалел о том, что дал восторженно мечтавшему о море юноше такой шанс. Иван Исаков сдал все выпускные экзамены на высший балл - среди десяти других лучших выпускников классов - и вскоре уже принял своё боевое крещение во время Моонзундского сражения 1917 года, будучи ревизором на эсминце «Изяслав». В 1928 году Исаков так же блестяще окончил и Курсы усовершенствования высшего начсостава при Военно-морской академии РККА имени К.Е. Ворошилова, а вскоре сумел проявить себя не только как прекрасный штабной офицер, но и как великолепный теоретик и преподаватель. Он хорошо сочетал теорию и практику: начальником штаба Экспедиции особого назначения № 1, проводившей первые корабли для Северного флота по Беломоро-Балтийскому каналу, Исаков стал после публикации статьи, в которой обосновал военное значение этой водной магистрали.

Великую Отечественную войну Иван Исаков встретил на посту начальника Главного морского штаба. Будучи членом Военного совета Северо-Западного направления и координируя действия армии и флота при обороне Прибалтики, а затем Ленинграда, он получил первую тяжёлую контузию и оглох на левое ухо. А вскоре Исакова отправили выполнять ту же трудную работу на Черноморском театре военных действий, где 4 октября 1942 года он был тяжело ранен и потерял правую ногу. При этом умение ясно мыслить и анализировать военачальник сохранил, что и доказал, вернувшись на штабную работу и оставаясь заместителем главкома ВМФ до 1950 года. Потом Исаков занимался изданием «Морского атласа», продолжал активно писать теоретические статьи для «Морского сборника» и даже стал членом Союза писателей СССР.

Адмирал флота Советского Союза Сергей Горшков

13 февраля 1910 года - 13 мая 1988 года
Звание Адмирала флота Советского Союза присвоено: 26 октября 1967 года
В 1956–1985 годах - главнокомандующий ВМФ СССР, заместитель министра обороны СССР.
Дважды Герой Советского Союза (7 мая 1965 года и 21 декабря 1982 года), семикратный кавалер ордена Ленина, четырежды кавалер ордена Красного Знамени, кавалер ордена Ушакова I и II степени
…Спустя год, после того как из Высшего военно-морского училища имени Фрунзе выпустили новоиспечённого морского командира Николая Кузнецова, туда же на штурманский факультет поступил недоучившийся студент физмата ЛГУ Сергей Горшков. Блестящим курсантом он не был, но и в середнячках не ходил, как, собственно, и всю дальнейшую военную карьеру. Она привела его к высшему флотскому званию и высшей флотской должности - главнокомандующего ВМФ, которую он занимал три десятка лет, то есть дольше, чем любой не только военно-морской, но и вообще военный чиновник в СССР!

Секрет такого рекорда традиционен для послесталинского СССР: Сергей Горшков был не просто умелым флотоводцем, которого ни соперники, ни критики никогда не могли упрекнуть в незнании флота или военного дела, но и умелым аппаратчиком. И конечно, свою роль сыграли три важных знакомства, которые будущий главком-рекордсмен свёл за время прежней службы. Первым из них оказалось знакомство с Николаем Кузнецовым, который настолько высоко ценил молодого офицера, что сумел оградить его от наказания за гибель на скалах недавно построенного тихоокеанского эсминца «Решительный». Вторым и третьим - знакомство во время обороны Новороссийска с двумя будущими начальниками Сергея Горшкова: командующим 18-й армией генерал-майором Андреем Гречко, которому суждено было стать одним из самых известных министров обороны СССР, и начальником армейского политотдела Леонидом Брежневым.

Снятый с должности главком ВМФ Николай Кузнецов сумел сделать так, чтобы его пост достался именно Горшкову, которого он ценил. А 10 лет спустя, когда высшие посты в стране заняли Брежнев и Гречко, судьба подарила Горшкову шанс построить такой флот, о котором он мечтал: сильный, океанский, демонстрирующий свой флаг во всех морях и океанах. И, хотя главкому-долгожителю не удалось избежать таких грехов, как пренебрежение интересами подчинённых, нежелание продвигать самостоятельных офицеров, пристрастие к политическим интригам и тяга к внешним атрибутам и наградам, флотскими делами Горшков занимался серьёзно и со знанием проблем. Но многие моряки, которые начали службу ещё в «кузнецовском» флоте, так и не простили адмиралу Горшкову одного проступка: нежелания добиваться возвращения высшего флотского звания его наставнику Николаю Кузнецову. Нежелания настолько сильного, что звание Адмирала флота Советского Союза Кузнецову вернули лишь через три года после отставки и последовавшей за ней смерти Сергея Горшкова.

] в размере - 212 333,6 тыс. руб., по прочим наркоматам - 1 130 554,7 тыс. руб.

2. Утвердить план заказа НКВД на вооружение и боевую технику на 1938 г. в сумме 247 592,5 тыс. руб., из них: по НКОП - 127 927,5 тыс. руб., по НКМашу - 83 481 тыс. руб., по прочим наркоматам - 36 184 тыс. руб.

Председатель Комитета обороны В Молотов

Секретарь Комитета обороны при СНК СССР Базилевич

Примечания :

. Народный комиссариат обороны (НКО) СССР был образован 20 июня 1934 г. путем реорганизации Народного комиссариата по военным и морским делам СССР. Народный комиссар обороны возглавлял РККА, ему непосредственно были подчинены командующие войсками округов, армий, флотов. При наркоме и под его руководством в качестве совещательного органа действовал Военный совет, члены которого утверждались СНК СССР. При СНК союзных республик состояли уполномоченные НКО СССР. НКО осуществлял следующие функции: разработка планов строительства и вооружения армии, руководство боевой и политической подготовкой сухопутных и морских вооруженных сил и их использование в мирное время, развитие и совершенствование всех средств вооружения, снабжение и проведение призывов на действительную военную службу и т. д. В состав наркомата входили Штаб РККА, управления РККА, а также отделы и инспекторы. 30 декабря 1937 г. из НКО СССР был выделен Наркомат Военно-морского флота СССР.

В октябре 1939 г. в составе наркомата были образованы Главное управление Красной армии (ГУКА), Управление военно-технического снабжения, Управление снабжений РККА. По решению Политбюро ЦК ВКП(б) от 25 июля 1940 г. “Об организационной структуре Народного комиссариата обороны” и в соответствии с приказом НКО СССР № 0037 от 26 июля 1940 г. была определена новая структура наркомата: 1) Генеральный штаб Красной армии, 2) Главное управление политической пропаганды Красной армии, 3) Главное управление Военных воздушных сил Красной армии, 4) Главное артиллерийское управление Красной армии, 5) Главное автобронетанковое управление Красной армии, 6) Главное военно-инженерное управление Красной армии, 7) Главное интендантское управление Красной армии, 8) Управление боевой подготовки Красной армии, 9) Управление противовоздушной обороны Красной армии, 10) Управление связи Красной армии, 11) Управление военно-химической защиты Красной армии, 12) Управление снабжения горючим Красной армии, 13) Управление высших военно-учебных заведений Красной армии, 14) Управление военно-учебных заведений Красной армии, 15) Управление кадров Красной армии, 16) Санитарное управление Красной армии, 17) Ветеринарное управление Красной армии, 18) Управление делами при народном комиссаре обороны, 19) финансовый отдел при народном комиссаре обороны. При НКО были образованы инспекции: 1) пехоты Красной армии, 2) кавалерии Красной армии, 3) артиллерии Красной армии, 4) автобронетанковых войск Красной армии, 5) Военно-воздушных сил Красной армии, 6) инженерных войск Красной армии, 7) связи Красной армии. Переименованы: а) Политическое управление Красной армии в Главное управление политической пропаганды Красной армии; б) Управление по начальствующему составу Красной армии в Управление кадров Красной армии. В состав Генерального штаба Красной армии было включено 5‑е Управление Красной армии. Подверглись расформированию: а) Главное управление Красной армии с передачей его функций и дел Генеральному штабу Красной армии; б) Управление начальника пехоты, с передачей личного состава на укомплектование Инспекции пехоты; в) отдел изобретений НКО СССР, с передачей его функций и личного состава соответствующим главным управлениям; г) Группа контроля при НКО СССР, передав ее дела и переписку в Управление делами при народном комиссаре обороны СССР; д) Инспекция Осоавиахима, с передачей ее дел и функций Инспекции пехоты. По этому же приказу были переданы в Инспекцию пехоты Инспекция физической подготовки и спорта Красной армии и Инспекция военных оркестров Красной армии, а хозяйственный отдел ЦУ НКО перешел в ведение Управления делами при народном комиссаре обороны СССР. (Собрание законов и распоряжений рабоче-крестьянского правительства СССР. 1934. № 15. Ст. 103. Отд. 1; № 33. Ст. 256; № 58. Ст. 430‑6, 431; 1938. Отд. 1. № 1а. Ст. 1; ГА РФ. Ф. Р‑5446. Оп. 1в. Д. 478. Л. 133‑177; РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 26. Л. 67, Д. 28. Л. 52‑56; РГВА. Ф. 4. Оп. 15. Д. 26. Л. 9‑10 об.)

Народный комиссариат Военно-морского флота (НКВМФ) СССР был образован по постановлению ЦИК и СНК СССР от 30 декабря 1937 г. на базе Управления Военно-морскими силами Наркомата обороны СССР. Во главе НКВМФ стоял народный комиссар; он имел двух заместителей. 15 января 1938 г. СНК СССР принял постановление, в котором утвердил положение о НКВМФ и о Военно-морском совете при наркоме Военно-морского флота. На НКВМФ возлагались следующие задачи: 1) разработка и представление на утверждение СНК СССР планов развития строительства, вооружения и комплектования РККФ; 2) организация и строительство флота и береговой обороны; 3) руководство боевой, мобилизационной и политической подготовкой; 4) развитие и совершенствование всех средств боевой техники кораблей и вооружения Военно-морского флота; 5) осуществление оборонительного, базового, аэродромного и необоронительного строительства РККФ, а также мероприятий по строительству корабельного и судового состава флота, его вооружения и морской авиации; 6) организация противовоздушной обороны на морских театрах СССР; 7) определение дислокаций кораблей и соединений РККФ и др. В состав НКВМФ входили: Главный морской штаб, Политическое управление, Управление морской авиации, Управление кораблестроения РККФ, Управление вооружения и снабжения боеприпасами РККФ, разведывательный отдел и другие управления и самостоятельные отделы.

Центральным органом наркомата являлся Главный морской штаб РККФ. Во главе его стоял начальник Главного морского штаба, в обязанности которого входила разработка оперативных планов РККФ, организации морского тыла, планов и заданий по оперативной подготовке морских театров для военного времени и др. При наркоме ВМФ СССР состоял Военно-морской совет - совещательный орган, который рассматривал вопросы, поставленные на его обсуждение наркомом ВМФ и членами совета. Все решения Военно-морского совета утверждались народным комиссаром Военно-морского флота СССР. (Собрание постановлений и распоряжений правительства СССР. 1938. Отд. 1. № 1а. Ст. 1; ГА РФ. Ф. Р‑8418. Оп. 28. Д. 20. Л. 3‑5, 8, 9‑11, 40.)

. Народный комиссариат внутренних дел (НКВД) СССР был образован 10 июля 1934 г. В его состав были включены ОГПУ и Главное управление рабоче-крестьянской милиции. На НКВД возлагалось обеспечение революционного порядка и государственной безопасности, охрана общественной собственности. При наркомате было создано Особое совещание, которому предоставлялось право применять в административном порядке высылку, ссылку, заключение в исправительно-трудовые лагеря на срок до 5 лет и высылку за пределы СССР. В конце 1930‑х годов НКВД передают руководство шоссейными и грунтовыми дорогами и автомобильным транспортом, картографией, переселенческим делом и архивами. На конец 1939 г. структура НКВД СССР включала: I. Руководство, секретариаты и входящие в секретариат аппараты : 1) руководство НКВД СССР; 2) секретариат НКВД СССР; 3) секретариат Особого совещания при наркоме; 4) Особое техническое бюро при наркоме; 5) Особое бюро при наркоме; 6) контрольно-инспекторская группа при наркоме; 7) особоуполномоченный, который вел следствие по делам сотрудников НКВД; 8) секретариат первого заместителя наркома НКВД СССР по ГУ ГБ; 9) контрольно-инспекторская группа при заместителе наркома НКВД СССР; 10) секретариат зам. наркома НКВД СССР; 11) отделение по организованному набору рабочей силы при зам. наркома НКВД; 12) инспекция по котлонадзору при НКВД СССР; 13) постоянная техническая комиссия при НКВД СССР; 14) сектор капитальных работ при НКВД СССР; 15) отдел железнодорожных и водных перевозок НКВД СССР; 16) сектор ширпотреба НКВД СССР. II. Главное управление государственной безопасности (ГУГБ) : 1‑й отдел (охрана руководящих партийных и советских работников); 2‑й отдел (секретно-политический); 3‑й отдел (контрразведывательный); 4‑й отдел (особый); 5‑й отдел (иностранный); 6‑й отдел (обслуживание военизированных организаций) был упразднен в декабре 1938 г., 7‑й отдел (шифровальный, охрана государственной тайны); 7) следственная часть. III. Главное экономическое управление (ГЭУ) : руководство; объединенный секретариат; 1‑й отдел (промышленность); 2‑й отдел (оборонная промышленность); 3‑й отдел (сельское хозяйство); 4‑й отдел (наблюдение за Гознаком и аффинажными заводами); 5‑й отдел (авиационная промышленность); 6‑й отдел (топливо); 9) следственная часть. IV. Главное транспортное управление (ГТУ) : руководство; секретариат; 1‑й отдел (железнодорожный транспорт); 4) 2‑й отдел (водный транспорт); 5) 3‑й отдел (связь, шоссейные дороги, ГВФ); 6) следственная часть ГГУ. V. 1‑й с/о (учетно-статистический). В феврале 1941 г. из НКВД был выделен Народный комиссариат государственной безопасности СССР, но в июле 1941 г. снова объединен с НКВД СССР. (СЗ СССР. 1934. Отд. 1. № 36. Ст. 283; Ведомости Верховного совета СССР. 1941. № 7.)

. Народный комиссариат оборонной промышленности (НКОП) СССР образован в декабре 1936 г. путем разукрупнения Народного комиссариата тяжелой промышленности СССР. Первоначально НКОП состоял из 11 главных управлений: 1‑е - авиационное, 2‑е - судостроительное, 3‑е - артиллерийское, 4‑е - боеприпасов, 5‑е - электротехническое, 6‑е - химическое, 7‑е - броневое, 8‑е - танковое, 9‑е - оптико-механическое, 10‑е - точной техники и 11‑е - аккумуляторное. Количество управлений постоянно росло. В начале 1938 г. 1‑е Главное (авиационное) управление было разукрупнено на два самостоятельных главных управления - самолетостроения и авиационного моторостроения. Начальником Главного управления самолетостроения назначен С. В. Ильюшин, авиационного моторостроения - Д. В. Королев. По постановлению Комитета обороны при СНК СССР № 6сс от 9 января 1938 г. при НКОП было разрешено организовать Бюро по комплектации выстрела для улучшения оперативного руководства и согласования производства отдельных элементов выстрела. Это бюро непосредственно подчинялось заместителю наркома оборонной промышленности. До августа 1938 г. в состав НКОП входили 20 главных управлений. Постановлением КО при СНК СССР № 206с от 10 августа 1938 г. 14‑е Главное управление было разукрупнено на два самостоятельных главка: 1) трубочно-взрывательный, с подчинением заводов № 4, 10, 42, 50, 398, ЦКБ-22 и лаборатории “Станкоприбор”, с оставлением за ним 14‑го номера; 2) орудийных гильз, с включением в его состав заводов № 176, 184 и 187 и присвоением ему 21‑го номера. 11 января 1939 г. НКОП был разделен на четыре самостоятельных общесоюзных наркомата: авиационной промышленности, судостроительной промышленности, вооружения и боеприпасов. (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1180. Л. 185; ГА РФ. Ф. Р‑8418. Оп. 28. Д. 30. Л. 13; Д. 36. Л. 30.)

. Народный комиссариат машиностроения (НКМ) СССР был создан 22 августа 1937 г. вследствие разукрупнения Наркомата тяжелой промышленности СССР. Руководил предприятиями автотракторной, станкостроительной, паровозостроительной промышленности, сельскохозяйственного машиностроения, машиностроения легкой и пищевой промышленности, котлотурбинной и электротехнической промышленности. 5 февраля 1939 г. был разделен на три общесоюзных наркомата: тяжелого машиностроения, среднего машиностроения и общего машиностроения. (СЗ СССР. 1937. Отд. 1. № 57. Ст. 239; ВВС СССР. 1939. № 4.)

. Народный комиссариат тяжелой промышленности (НКТП) СССР был создан 5 января 1932 г. и осуществлял общее планирование промышленного производства и капитального строительства на принципах централизации и специализации. На протяжении всего периода деятельности НКТП его главные управления разукрупнялись, к 1937 г. их число увеличилось до 33. Руководство всей оборонной индустрией сосредотачивалось в Главном военно-мобилизационном управлении. Постановлением ЦИК СССР от 8 декабря 1936 г. из НКТП была выделена оборонная промышленность и создан Наркомат оборонной промышленности. 22 августа 1937 г. последовало очередное разукрупнение НКТП - был создан Наркомат машиностроения СССР. На протяжении следующих двух лет оборонные предприятия были переданы в НКОП, а 24 января 1939 г. НКТП был ликвидирован. На его базе образованы следующие наркоматы: топливной промышленности СССР, черной металлургии СССР, цветной металлургии СССР, электростанций и электропромышленности СССР, химической промышленности СССР и промышленности строительных материалов СССР. (ГА РФ. Ф. Р‑8418. Оп. 12. Д. 467. Л. 1; РГАЭ. Ф. 7297. Д/ф.)

ГА РФ. Ф. Р-8418. Оп. 28. Д. 30. Л. 121. Подлинник.

Выстрел Гамарника прозвучал 31 мая – и должность начальника Политуправления РККА стала вакантной. Реально на нее претендовать могли прежде всего армейский комиссар 2-го ранга Гайк Осепян – действующий заместитель Яна Борисовича и бывший совсем недавно в оном качестве армейский комиссар 2-го ранга Антон Булин, полтора месяца назад принявший от Фельдмана Управление по начальствующему составу РККА. Однако кандидатура Осепяна сразу отпадала, так как в день, когда прозвучал роковой для Гамарника выстрел, он был арестован и препровожден во внутреннюю тюрьму НКВД. Конечно, назначить на нее могли и любого из начальников политуправлений или членов Военного совета округов, а также начальника отдела ПУРККА, особенно 1-го или 2-го (соответственно организационного и пропагандистского). В список претендентов мог входить и ответственный секретарь партийной комиссии при этом полномочном политическом органе, работавшем на правах отдела ЦК ВКП(б). И даже старший инспектор 1-го отдела ПУРККА – ведь в середине 1937 года ничего необычного уже не было в том, что «звезда» отдельных, партийных функционеров начинала стремительно восходить на московском (и не только на московском!) небосклоне, чтобы затем, как правило, так же неудержимо быстро закатиться.

Поэтому ничего из ряда вон необычного не замечаешь, читая один из фрагментов воспоминаний Ильи Дубинского «Особый счет». Будучи вызванным из Киева в Москву по поводу увольнения его из рядов РККА, командир отдельной танковой бригады полковник Дубинский пытается заручиться поддержкой со стороны старшего инспектора ПУРККА бригадного комиссара A.M. Круглова-Ланда.

«…Он в курсе всех событий. Кому, как не старшему инспектору ПУРа, знать досконально ситуацию. Он мне многое разъяснит, многое подскажет.

– Еду к тебе, – сказал я ему по телефону.

– Это невозможно, – услышал я сухой ответ. – Приходите в ПУР.

На Арбате мне выдали пропуск, но кабинет Круглова был пуст. Я обратился к секретарю. Он мне указал пальцем на дверь. На ней висела дощечка: «Начальник ПУРа РККА». Меня это удивило…

Теперь за заветной дверью сидел Круглов – мой приятель, товарищ, закадычный друг. Но почему он по телефону сказал «вам», а не «тебе»?

Новый начальник ПУРа встретил меня стоя. Вызвал секретаря. Усадил его за стол… Посмотрел на меня сухим, жестким взглядом.

– Я вас слушаю!

– Мне кажется, придется пожалеть, что я напросился на это свидание, – сказал я, ошарашенный этаким приемом бывшего друга.

– Дело ваше. Говорите!

Секретарь, записывая разговор, наклонился над бумагой.

– Меня вызвали к Булину. Неизвестно ли вам, зачем?

– Знаю, что вас должны были вызвать. Приказ № 82 знаете?

– Ну и что? Как вы думаете поступать? Товарищ Сталин и нарком обещают не только простить, но и оставить в армии честно раскаявшихся заговорщиков. С чем вы пришли?

– Мне идти не с чем! Я не заговорщик! И в этом отношении мне не в чем раскаиваться.

– А в каком есть?

– В том, что служил под командой Якира. Очевидно, поскольку я не обыватель, понимаю – это может вызвать какие-то законные сомнения во мне и предполагать какую-то меру возмездия.

– Не в этом суть. Суть в том, завербовали ли и вас Якир и Шмидт в контрреволюционный заговор?..

…Нас связывала большая дружба. А теперь между нами провал. Я на грани падения, а Круглов вознесен. Я – опальный полковник, он – начальник ПУРа…»

Интересный случай из своей богатой событиями биографии описал в приведенном выше отрывке воспоминаний Илья Дубинский. Вполне вероятно, что такая встреча с бывшим другом, бывшим своим заместителем по политической части Кругловым-Ланда и упомянутый разговор с ним у Дубинского действительно состоялись в здании Политического Управления РККА. И акценты там, видимо, были расставлены точно такие же, как об этом сказано в мемуарах. Горечь и разочарование вызывает у читателя диалог этих двух людей, совсем недавно друживших между собой. А что уж говорить о чувствах самого просителя (Дубинского), искавшего надежной защиты и помощи у близкого друга…

Все здесь в основном верно, кроме одного. Ошибается скрупулезный летописец червонного казачества – не был его боевой друг бригадный комиссар А.М. Круглов-Ланда начальником Политуправления РККА. Анализ содержания приказов НКО по личному составу армии показывает, что тот, будучи в июне 1937 года старшим инспектором ПУРККА, некоторое время исполнял обязанности ответственного секретаря партийной комиссии и в этой должности, видимо, до прибытия из Ленинграда армейского комиссара 2-го ранга П.А. Смирнова, в течение нескольких дней оставался за него в бывшем служебном кабинете Я.Б. Гамарника. Дело в том, что только через две недели после самоубийства Гамарника нарком обороны издал приказ (№ 2461 от 15 июня 1937 года), которым объявлялось назначение члена Военного совета ЛВО Петра Александровича Смирнова начальником Политического Управления Красной Армии. Именно столько времени понадобилось Ворошилову для того, чтобы согласовать и утвердить в Политбюро ЦК ВКП(б) кандидатуру своего нового заместителя по политической части.

Мы упомянули фамилию Г.А. Осепяна, который, согласно должности, должен был принять на себя обязанности начальника ПУРККА. Однако этого на деле не произошло – Осепяна арестовали в ночь с 30 на 31 мая и вся высшая партийно-политическая власть в РККА после смерти Гамарника легла на плечи корпусного комиссара К.Г. Сидорова, ответственного секретаря парткомиссии при ПУРККА. Что касается А.М. Круглова-Ланда, то он стал замещать Сидорова на время его отсутствия.

Вполне естественно напрашивается вопрос – что же представлял из себя новый начальник ПУРККА, пришедший на смену Гамарнику в столь сложное и трудное для армии время? Какова его служебная и партийная биография, позволившая ему занять самую высшую ступеньку в партийно-политической иерархии Красной Армии? Какой позиции придерживался он по злободневным и жгучим вопросам общественной и партийной жизни? Обратившись к его личному делу, видим, что родился П.А. Смирнов в 1897 году в рабочей семье поселка Бело-Холуницкого завода Вятской губернии. Сумел окончить двухклассное училище и ремесленную школу. С тринадцати лет стал самостоятельно трудиться – землекопом на постройке дороги, столяром на Лысьвенском заводе, где принимал участие в забастовочном движении, работая в больничной кассе уполномоченным цеха. С октября 1917 года – красногвардеец, председатель цехового комитета, член фабричного комитета в г. Лысьва и Пермского губернского штаба Красной гвардии. Член партии большевиков с марта 1917 года. Всю гражданскую войну Смирнов провел на передовой в должности военкома полка, бригады, дивизии на Восточном, Юго-Восточном и Кавказском фронтах.

В годы мирного строительства П.А. Смирнов занимает в РККА ответственные должности политсостава: военного комиссара дивизии и корпуса в Северо-Кавказском, Белорусском и Московском военных округах, затем члена РВС и начальника политуправления Балтийского флота (январь 1926 г. – март 1928 г.), Северо-Кавказского, Приволжского, Белорусского и Ленинградского военных округов (апрель 1928 г. – июнь 1937 г.). Он неоднократно избирался в руководящие партийные органы и, начиная с 1923 года, являлся членом Кубано-Черноморского обкома. Ленинградского губкома. Северо-Кавказского, Средне-Волжского губкомов ВКП(б), членом ЦК Компартии Белоруссии. Был делегатом пяти съездов ВКП(б) и членом ЦИК СССР. За участие в подавлении Кронштадского восстания награжден орденом Красного Знамени. Окончил курсы усовершенствования высшего политсостава при Военно-политической академии имени Н.Г. Толмачева и курсы марксизма-ленинизма при Коммунистической академии.

Биография довольно обычная для руководящего политработника высшего звена РККА. Примерно такую же имели к 1937 году и другие начальники политических управлений и члены Военных советов округов. Так почему же Сталин и Ворошилов остановили свой выбор именно на Петре Смирнове, а не на ком-либо другом? Чем все это объяснить? Нельзя же всерьез принимать гипотезу, согласно которой назначение Смирнова было обусловлено тем, что никто другой из членов Военных советов и начальников политуправлений округов не имел опыта работы как в армии, так и на флоте, а вот он один-единственный из всех имел его. На наш взгляд, такое мнение имеет право на существование, но оно не является определяющим и единственно верным.

Так в чем же кроется секрет назначения П.А. Смирнова? Нам кажется. что в данном случае все дело заключалось в некоторых личных качествах Петра Александровича и стиле его деятельности. Известно, что каждое время требует своих людей – как организаторов, так и исполнителей. А 1937 й год – год особый. Он предъявил к командным кадрам Красной Армии новые, во много раз повышенные требования – усиление «бдительности к проискам врагов народа», улучшение деятельности по их поиску и выкорчевыванию, что являлось, безусловно, кампанией политической. Организовать ее в масштабе РККА обязан был прежде всего, конечно же, начальник ПУРККА и его аппарат. Поэтому после процесса над группой Тухачевского и самоубийства Гамарника должность главного руководителя партийно-политического аппарата армии и флота должен был занять человек жесткий, в значительной мере (по большевистским меркам) беспринципный, способный строго спросить даже у своего близкого друга: «А не враг ли ты? Не завербован ли кем-либо в военно-фашистский (или право-троцкистский) заговор?!»

Подобная ноша была явно не по плечу таким коллегам Смирнова в округах и на флотах, как М.П. Амелин (КВО), С.Н. Кожевников (ХВО), Г.И. Векличев (СКВО), Г.С. Окунев (ТОФ), В.Н. Шестаков (ЗабВО), А.П. Ярцев (ЗакВО). А вот Петр Смирнов, Ефим Щаденко, Лев Мехлис к роли ретивых «чистильщиков», по мнению членов Политбюро ЦК ВКП(б), подходили как нельзя лучше по многим параметрам. В отношении П.А. Смирнова здесь сыграли, видимо, свою негативно-позитивную роль те самые его качества, на которые неоднократно указывали в аттестациях соответствующие начальники. Например, в аттестации за 1926–1927 годы на члена РВС Морских Сил Балтийского моря П.А. Смирнова, отмечалось: «…Энергичен, работоспособен, обладает настойчивостью, граничащей с упрямством… Благодаря свойствам своего характера и объективно сложившейся обстановке подчинил своему влиянию командование и диктует свою волю даже в вопросах учебно-боевой подготовки. Среди личного состава пользуется должным авторитетом, хотя старые моряки не долюбливают за тяжелую руку и береговой уклон. Последний заходит иногда слишком далеко…»

Итак, в середине 1937 года «тяжелая рука» Петра Смирнова понадобилась не только на флотской и окружном уровне, но и в масштабе всей Рабоче-Крестьянской Красной Армии. О том, как она, эта длань нового начальника Политуправления РККА «чистила» кадры командиров и политработников в центре и на местах, говорится в неопубликованных воспоминаниях дивизионного комиссара в отставке А.В. Терентьева, знавшего Смирнова не один год, учившегося вместе с ним на курсах марксизма-ленинизма при Коммунистической академии.

«…Вот, например, Смирнов Петр Александрович, которого довелось близко знать… Когда он стал нач. ПУР, а я комиссар корпуса строителя гор. Комсомольска-на-Амуре (Так в оригинале рукописи. Речь идет об отдельном военно-строительном корпусе. – Н.Ч. ) – встречались два, раза. Первый раз он приезжал как нач. ПУРа (Это было в конце 1937 года. – Н.Ч. ) Разговаривали. Второй раз он уже приезжая как нарком Военно-морского Флота, уже уверовавшим в правоту культа личности, потерявшим разум, как нарком дававшим санкцию на арест сотен, прежде всего руководящих, кадров армии.

У меня с ним в его вагоне один на один состоялся такой разговор. Он, отвернувшись, со слезами говорит мне: «Скажи мне, Терентьев, ты враг народа? Скажи правду, твоя судьба все равно решена, но я хочу знать. Скажи честно!» Мой ответ тоже со слезами: «Петр Александрович! Вы верите тому, что говорите? Я есть и буду преданным партии большевиком. При всех обстоятельствах останусь им». Конечно, он мне не поверил. С должности меня снял, дал сигнал исключить из партии.

Для меня настала пора страданий, испытаний, а он из Комсомольска уехал в качестве борца за Сталина, за партию. А случилось так, что я еще жду своей судьбы, а он, приехав в Москву, вскоре оказался с должности наркома снят и через некоторое время арестован. Я еще на воле читаю в газетах, что он, как враг народа, расстрелян. Мне пришлось сказать: «Дорогой друг Петр Александрович! Сколько сотен ты погубил, давая санкцию на арест честных, людей и сам стал жертвой этого безумства…»

Назначение Смирнова на пост начальника Политического Управления РККА по времени совпало не только с набиравшей стремительно скорость волной репрессий против кадров Красной Армии, но и с проведением нескольких чрезвычайно важных мероприятий в области партийно-политической работы. Практически претворять их в жизнь выпало на его долю. Речь идет прежде всего о таких мероприятиях, как частичное свертывание единоначалия в армии и на флоте путем введения института военных комиссаров, а также о создании в военных округах и на флотах Военных советов.

Напомним, что до 1934 года реввоенсоветы в течение десяти лет существовали во всех военных округах. В соответствии с установками ХVII съезда ВКП(б) постановлением ЦИК СССР от 20 июня 1934 года был ликвидирован Реввоенсовет страны, а народный комиссариат по военным и морским делам переименован в наркомат обороны. Через полгода, в ноябре 1934 года, было утверждено Положение о Военном совете при НКО как совещательном органе. Тогда же было объявлено и Положение об управлении военным округом, в котором функционирование военного совета не предусматривалось. Начальник политического управления становился (по должности) заместителем командующего по политической части, подчиняясь одновременно и начальнику Политического Управления РККА.

Наступил 1937 год… Возрастание агрессивных устремлений со стороны некоторых сопредельных государств, и прежде всего Германии и Японии, вынудили руководство Советского Союза предпринять ряд мер по дальнейшему совершенствованию своих вооруженных сил, повышению их боеспособности. Так, пришлось отказаться, как не обеспечивающей в полной мере потребности обороны страны, от смешанной организации войск – территориальной и кадровой – и целиком перейти на кадровую основу комплектования армии. К тому же армия и флот выросли количественно, изменилось их техническое оснащение на основе успехов индустриализации страны.

В этих условиях руководство ВКП(б) посчитало необходимым принять дополнительные меры по усилению партийного влияния в Красной Армии. И еще одно обстоятельство внушало ему тревогу – численность армейских коммунистов неудержимо продолжало сокращаться. В конце 1936 года их было около 150 тысяч – в два раза меньше, чем в начале 30 х годов, а посему партийная прослойка в РККА к тому времени уменьшилась в два с лишним раза. Особенно сильно снизился удельный вес коммунистов среди рядового и младшего командного состава – они составляли в партийных организациях армии и флота менее одного процента, что было самым низким показателем с момента создания партийных ячеек в РККА. Причем данная тенденция продолжала оставаться достаточно устойчивой и в 1937 году, о чем свидетельствуют приведенные выше цифры по Харьковскому военному округу. Расширение масштаба репрессий еще более усугубило положение дел и П.А. Смирнов, один из опытных армейских политработников, должен был прекрасно это понимать.

Бурный рост армии и флота, с одной стороны, и уменьшение численности там коммунистов – с другой, создавали угрозу ослабления партийного руководства вооруженными силами страны и снижения партийного влияния в них. К тому же, в связи с быстрым развертыванием новых частей и соединений значительное количество командиров, в первую очередь молодых, не имевших достаточного опыта руководства войсками, выдвигалось на более высокие должности. Создавшееся положение не могло не волновать руководителей страны, наркомата обороны и Политического Управления РККА – и оно стало предметом обсуждения на совещании руководящего состава Красной Армии, созванного в начале мая 1937 года. Начальник политуправления ЛВО П.А. Смирнов присутствовал на этом совещании. Его участники высказали предложение вновь ввести в звене округ, флот, армия, флотилия Военные советы, как органы коллективного руководства, а также более широко раздвинуть рамки института военных комиссаров, введя его во всех корпусах, дивизиях, бригадах. В ротах предполагалось введение института политруков. Все это, вместе взятое, по мнению участников совещания, давало возможность усилить партийно-политическую работу в войсках и прежде всего укрепить их партийные организации.

Обсудив предложения участников совещания, ЦК ВКП(б) 8 мая 1937 года признал их полезными. Постановлением ПИК и СНК СССР от 10 мая 1937 года в военных округах (на флотах), армиях были учреждены Военные советы. Положение о них было утверждено неделю спустя. Военные советы учреждались в составе председателя – командующего войсками и двух членов. Этот орган являлся высшим представителем военной власти в округе (флоте, армии), ему подчинялись все войсковые части, учреждения и заведения, расположенные на территории округа. Военный совет нес полную ответственность за их боевую и мобилизационную готовность, политико-моральное состояние. Все приказы по округу (флоту, армии) подписывались командующим, одним из членов Военного совета и начальником штаба. Командующий, как и прежде, являлся высшим военным начальником на территории округа (флота, армии). Он председательствовал на заседаниях Военного совета, от его имени отдавались все приказы и распоряжения. Все это говорит о том, что создание Военных советов в РККА не отменяло курс на единоначалие – одного из основополагающих принципов военного строительства.

7 июня 1937 года, то есть через месяц после работы упомянутого выше совещания, приказом наркома обороны командиры-единоначальники были освобождены от функций, комиссаров, а их помощники по политической части приняли на себя эти права. В Положении о военных комиссарах, утвержденном 10 августа 1937 года, отмечалось, что главным и основным в их деятельности является повседневное политическое руководство и непосредственное проведение партийно-политической работы в войсковых частях, соединениях, учреждениях, управлениях и учебных заведениях Красной Армии. Какой-либо контроль за деятельностью командира со стороны комиссаpa исключался полностью .

Хотя все Положение о военный комиссарах было пронизано духом необходимости дружной и совместной работы командира и комиссара, по своей сути оно сильно подрезало крылья командирам и давало еще больший простор военкомам, ибо налицо была неполная форма единоначалия. Происходило дополнительное разделение функций: командир руководил военной стороной, а комиссар – политической. Такая форма руководства войсками, введенная с началом военной реформы 20 х годов, фактически продолжала существовать и в последующие годы, хотя рамки ее применения были сильно сужены. До 1937 года она применялась только в том случае, если командир части или соединения не являлся членом или кандидатом в члены партии. Теперь же она распространялась на все части и соединения.

Бросается в глаза некоторая торопливость в деле внедрения Военных советов в округах (на флотах). Судите сами: в один день с принятием Постановления ЦИК и CIK СССР от 10 мая об учреждении этих органов происходит и утверждение персонального состава Военных советов всех округов и флотов. И это осуществляется, не дожидаясь разработки Положения о них, которое регламентировало бы их функции, полномочия, задачи и обязанности. Выходит так – или проекты приказов о персональном составе советов и новых назначениях были подготовлены заранее, или же все делалось за один день, а значит второпях и наспех. Изучая содержание приказов НКО о новых перемещениях высшего комначсостава РККА за 10 мая 1937 года, все-таки приходишь к мысли, что дело это было обговорено заранее. Ведь не за одни же сутки решился вопрос о назначении заместителя наркома Тухачевского командующим войсками ПриВО, а командарма 2-го ранга П.Е. Дыбенко – на ЛВО. Петр Александрович Смирнов этим же числом назначается членом Военного совета ЛВО, начальником политуправления которого он работал с 1935 года.

Если в подготовке указанных выше документов Смирнов принимал участие, так сказать, с правом совещательного голоса, то после назначения на пост начальника Политуправления РККА он активно начинает выходить в ЦК партии со своими инициативами. Так, через месяц после вступления в должность Петр Александрович, поддержанный наркомом Ворошиловым, направляет в ЦК BКП(б) предложение о введении в состав Военных советов округов (флотов) секретарей областных, краевых комитетов партии и ЦК компартий республик, считая накопленный в этом отношении опыт весьма положительным. Предложение Смирнова принимается. В связи с этим вместо начальников политуправлений в состав советов стали входить секретари местных партийных комитетов. Относительно же места начальника политуправления округа (флота) вопрос некоторое время оставался открытым и только позже ЦК партии совместно с ПУРККА пришли к выводу о том, что он должен являться заместителем члена Военного совета – политработника. Одновременно было решено, что заместителем комиссара соединения является начальник соответствующего политоргана.

В заботах и хлопотах пролетали дни, недели, месяцы… Смирнов изо всех сил старался оправдать оказанное ему партией и Сталиным высокое доверие, считая при этом важнейшей своей задачей чистку армии и флота, в первую голову их командный и политический состав, от «врагов народа» и их пособников. Директивы подобного содержания, подписанные им, неоднократно уходили в войска, внося дополнительные трудности в работу Военных советов, политорганов, партийных и комсомольских организаций. Это требование красной нитью проходит и в подготовленном работниками аппарата ПУРККА и завизированном Смирновым разделе «Политическая работа» приказа наркома обороны № 0109 от 14 декабря 1937 года, в котором подводились итоги боевой подготовки РККА за истекший год и ставились задачи на год очередной:

«... 1) В 1938 году поставить всю партийно-политическую работу так, чтобы вся масса бойцов, командиров и начальников всегда бала в курсе важнейших событий международной и внутренней жизни страны и политики ВКП(б), постоянно находилась в состоянии политической мобилизованности и острой революционной бдительности…

Весь партийно-политический состав РККА, военкомы и политработники в первую очередь обязаны с удвоенной энергией вести политработу среди красноармейской массы, поднимая каждого бойца, командира и начальника на высоту понимания всех сложных политических задач современности, воспитывая в них дух большевистской стойкости, смелости и энергии.

2) Неослабно продолжать тщательное изучение личного состава и окончательно очистить его от враждебных и политически неустойчивых элементов. Вместе с тем на обязанности всех начальников лежит еще более смелое выдвижение молодых, способных, непоколебимо преданных Родине и нашей партии людей, повседневная забота о воспитании стойких, волевых командиров и начальников, способных по-большевистски бороться с врагами народа…

…4) Командиры и военные комиссары обязаны по-настоящему оградить части от проникновения в них троцкистско-бухаринских врагов народа и других вредителей, шпионов и диверсантов…»

В преамбуле этого приказа, где подводились итоги боевой и политической учебы Красной Армии за 1937 год, его авторы в качестве одного из больших достижений пытались преподнести якобы успешную работу вновь выдвинутых кадров: «Политико-моральное состояние личного состава РККА, невзирая на попытки врагов народа помешать нормальному росту армии, было и остается безусловно крепким. Красноармейцы, командиры и начальствующий состав сплочены вокруг своего правительства. Коммунистической партии… Высокая политическая активность, героизм и самоотверженность в учебе и работе являются отличительной чертой нашей армии.

Выдвижение новых молодых кадров, проверенных и преданных делу Ленина – Сталина и нашей Родине, на командную и политическую работу уже дает самые положительные результаты и в ближайшее время скажется невиданными успехами во всех областях нашей работы» .

Волна арестов и увольнений среди руководящих кадров Красной Армии шла так стремительно, что в кадровых органах не успевали составлять и обновлять кандидатские списки. Это относилось ко всем категориям кадров, в том числе к политсоставу. Здесь доувольнялись до такой степени, что уже в середине ноября 1937 года пришлось подготовить (по указанию Смирнова) специальный приказ о состоянии подбора кадров политсостава. В нем отмечалось, что укомплектование РККА политсоставом, особенно высшего и старшего звена, идет крайне медленно. «…В подборе кадров немало еще косности и рутины – ищут готовых работников и недостаточно смело идет выдвижение молодых, способных, преданных партии людей. Это результат плохого знания людей, политических и деловых качеств каждого, отсутствия строгого учета индивидуальных способностей и особенностей человека…»

Всем Военным советам, начальникам политуправлений военных округов и флотов, военным комиссарам и начальникам политорганов соединений, учреждений и военно-учебных заведений в директивном порядке предписывалось более тщательно проверить все кадры политработников (независимо от звания и служебного положения) и установить политическую и деловую пригодность каждого (чем не начало нового витка репрессий? – Н.Ч. ) со строгим индивидуальным учетом характера работы, на которую он наиболее подходит (организационная, агитационная, пропагандистская, командная, культпросветработа). И на основе этих данных укомплектовать до января 1938 года вакантные должности политсостава.

Смирнов также распорядился, чтобы в крупных округах (МВО, БВО, ЛВО, КВО, ОКДВА, ЗабВО) создали свой резерв политработников численностью не менее 150 человек. В остальных округах – на полсотни меньше. Также он приказал начальникам политуправлений округов представить ему списки кандидатов в состав резерва ПУРККА: от перворазрядных округов по сорок, а от остальных – по двадцать человек, пригодных для замещения самостоятельных политических или командных должностей, начиная от военкома полка и выше. Для более решительной (как Смирнов понимал решительность в кадровых вопросах, читатель убеждается при чтении настоящего очерка) и успешной ликвидации некомплекта старшего и высшего политсостава, а также для подбора кандидатов в резерв ПУРККА он командировал в округа часть своего аппарата .

Вторая половина 1937 года для П.А. Смирнова вообще оказалась богатой событиями. Они после утверждения его начальником ПУРККА следовали одно за другим: в октябре – назначение заместителем наркома обороны (по совместительству), в декабре – избрание депутатом Верховного Совета СССР первого созыва (баллотировался он в Совет Союза по Днепродзержинскому избирательному округу Днепропетровской области). Тогда же ему присваивается очередное воинское звание «армейский комиссар 1-го ранга». А за день до нового, 1938 года, последовало новое назначение, резко изменившее профиль его деятельности – он становится членом правительства СССР.

Это означало, что политика, проводимая П.А. Смирновым на посту начальника Политического Управления РККА, его стиль и методы по «наведению порядка» в Красной Армии, получили полное одобрение и поддержку со стороны ЦК ВКП(б) и лично Сталина. Это означало, что жесткая позиция, занятая Смирновым при инквизиторской чистке командных кадров РККА в 1937–1938 годах, вполне соответствовала генеральной линии партии в тот период и что он оправдывал оказанное ему доверие. Это означало, что в жуткой обстановке всеобщей подозрительности середины и второй половины 30 x годов, особенно в высших эшелонах власти, у Смирнова не обнаружилось никаких отклонений от этой линии, за проявления которых приходилось платить дорогой ценой, вплоть до свободы и жизни. По меткому выражению одного из современников П.А. Смирнова, бывшего политработника Красной Армии, – академика Исаака Минца, «они колебались вместе с нею, этой генеральной линией…»

В 30 х годах Советский Союз взял курс на строительство большого морского и океанского флота. Усилиями всего народа происходило его оснащение новой боевой техникой и вооружением. На основе накопленного опыта оперативно-тактической и боевой подготовки, развития военно-теоретической мысли были созданы условия для появления Боевого Устава Морских Сил (БУМС-30, БУМС-37) и других руководящих документов. В них большое внимание уделялось боевому использованию подводных лодок, авиации и торпедных катеров, которым отводилась роль ударных сил в наступательных операциях. Предусматривалось ведение операций на коммуникациях противника силами подводных лодок, авиации и надводных кораблей.

В связи со значительным ростом сил флота и изменением характера его задач, ЦК ВКП(б) и Советское правительство признали необходимым выделить Военно-Морские Силы из состава РККА и создать самостоятельный общесоюзный народный комиссариат Военно-Морского Флота. Постановление о его образовании было принято ЦИК и СНК СССР 30 декабря 1937 года. В нем говорилось:

«1. Образовать общесоюзный Народный Комиссариат по Военно-Морским Делам.

2. Передать в ведение Народного Комиссариата по Военно-Морским Делам военно-морские силы РККА, выделив их из состава Народного Комиссариата обороны СССР.

3. Народному Комиссару по Военно-морским Делам СССР в пятидневный срок внести в СНК СССР на утверждение проект положения и структуру Народного Комиссариата по Военно-морским Делам СССР» .

Тогда же руководить новым наркоматом было предложено П.А. Смирнову. Должность начальника ПУРККА он сдал Льву Мехлису, одному из доверенных лиц Сталина, политработнику дивизионного звена времен гражданской войны, срочно призванному из запаса с одновременным присвоением ему звания «армейский комиссар 2-го ранга».

К моменту назначения П.А. Смирнова наркомом Военно-Морские Силы организационно включали в себя четыре флота (Балтийский, Черноморский, Тихоокеанский, Северный) и четыре флотилии (Амурскую, Днепровскую, Каспийскую. Северо-Тихоокеанскую), в целом насчитывающие 45 соединений. По решению Политбюро ЦК ВКП(б) в составе вновь созданного наркомата предусматривался военно-политический орган – Политической Управление на правах военно-морского отдела Центрального Комитета партии. Возглавил его дивизионный комиссар (вскоре станет корпусным) М.Р. Шапошников – начальник отдела организационно-партийной работы ПУРККА. Начальником Главного Штаба ВМФ был назначен Л.М. Галлер, многие годы до этого командовавший Краснознаменным Балтийским флотом.

Стиль работы с людьми у Смирнова и на посту наркома ВМФ остается прежним – частые разносы, подозрительность, отсутствие должного такта с подчиненными, грубость… Стремительное восхождение на самый верх иерархической лестницы, по всей видимости, сильно вскружило ему голову, создало впечатление личной незаменимости и неизменной поддержки со стороны руководства Кремля и лично И.В. Сталина. И как результат – это очень повлияло на рост таких отрицательных качеств, как излишняя самонадеянность, преувеличение значения собственной персоны.

Петр Александрович в целом то не любил особо засиживаться в служебном кабинете. Еще с первых дней комиссарской деятельности его более привлекала работа с людьми в войсках, как организационно-партийная, так и агитационно-массовая. Не изменил он себе и тогда, когда сел в кресло Гамарника, по-прежнему охотно выезжая в округа. Но если раньше, будучи военкомом дивизии и корпуса, начальником политического управления ряда округов, Смирнов немало времени отводил на личные выступления перед различными категориями комсостава, политработников, партийного и комсомольского актива, то теперь, в 1937–1938 годах, он основную цель в поездках в войска и на флоты видел, по его же словам, в «наведении порядка». Под этим термином новый нарком ВМФ, то есть член правительства, подразумевал лишь одну ипостась – чистку кадров от троцкистов, «правых», участников «военно-фашистского» и других заговоров. И в этом тогда почетном, а по сути – позорном деле Смирнов весьма и весьма преуспел. Как это происходило практически, мы увидим ниже на примере Тихоокеанского флота (ТОФ).

Его (ТОФ) продолжали сотрясать все новые и новые волны арестов комначсостава. Очередная из них пришлась на зиму и весну 1938 года. Насколько болезненно она сказалась на боевой готовности флота, можно узнать из воспоминаний его командующего Н.Г. Кузнецова. Приходится, к сожалению, констатировать, что свою лепту, притом немалую, внес в эту кампанию и нарком ВМФ П.А. Смирнов. В частности, его первый, можно сказать ознакомительный визит на ТОФ сопровождался арестом большой группы командиров и политработников флота.

Обратимся к страницам мемуаров адмирала Н.Г. Кузнецова. Он пишет, что «…в апреле 1938 года я получил телеграмму, что на флот прибывает новый, только что назначенный нарком ВМФ П.А. Смирнов. Я ждал встречи с ним. Надо было доложить о нуждах флота, получить указания по работе в новых условиях. Мы понимали, что реорганизация Управления Военно-Морскими Силами связана с большими решениями по флоту. Страна начинала усиленно наращивать свою морскую мощь.

Одновременно о созданием наркомата был создан Главный военный совет ВМФ. (Кузнецов ошибается – Главный Военный совет ВМФ был образован 13 марта 1938 года. – Н.Ч. ). В его состав вошли А.А. Жданов, П.А. Смирнов, несколько командующих флотами, в том числе и я. Но пока на заседания совета меня не вызывали. В то время поездка с Дальнего Востока в Москву и обратно отнимала не менее двадцати суток. Начальство, видимо, не хотело из-за одного заседания на такой срок отрывать меня от флота. Словом, я считал приезд нового наркома вполне естественным и своевременным, тем более что на Северном флоте и на Балтике он уже побывал. Но все вышло не так, как я предполагал.

Официальная цель приезда в телеграмме была указана: разобраться с флотом. Однако, как стало ясно позже, это означало – разобраться в людях, и мы поняли, что он будет заниматься прежде всего руководящим составом. Так и получилось.

«– Я приехал навести у вас порядок и почистить флот от врагов народа, – объявил Смирнов, едва увидев меня на вокзале.

Нарком поставил главной задачей перебрать весь состав командиров соединений с точки зрения их надежности. Какие, спрашивается, были основания ставить под сомнение наши преданные Родине кадры? (И это после двадцати лет существования Советской власти! – Н.Ч. ).

Остановился нарком на квартире члена военного совета Я.В. Волкова, с которым они были старинными приятелями. Первый день его пребывания во Владивостоке был занят беседами с начальником управления НКВД. Я ждал наркома в штабе. Он приехал лишь около полуночи.

Не теряя времени, я стал докладывать о положении на флоте. Начал с главной базы. Весь ее район на оперативной карте был усеян условными обозначениями. Тут было действительно много сил. Аэродромы, батареи, воинские части располагались вдоль побережья и на многочисленных островах. Соединения кораблей дислоцировались в бухте Золотой Рог и в ближних гаванях. Но чем дальше на север, тем слабее защищались опорные пункты и базы. Отдельные участки побережья находились по договору в руках японских рыбаков, и это еще больше осложняло положение. Я видел, что нарисованная мною картина произвела на Народного Комиссара большое впечатление. Но когда я стал говорить о нуждах флота, П.А. Смирнов прервал меня:

– Это обсудим позднее.

«Ну что ж, – подумал я, – пускай поездит, посмотрит своими глазами. Тогда будет легче договориться».

– Завтра буду заниматься с Диментманом (начальником краевого управления НКВД. – Н.Ч. ). – сказал Смирнов в конце разговора и пригласил меня присутствовать.

В назначенный час у меня в кабинете собрались П.А. Смирнов, член Военного совета Я.В. Волков, начальник краевого НКВД Диментман и его заместитель по флоту Иванов. Диментман косо поглядел на меня и словно перестал замечать. В разговоре он демонстративно обращался только к наркому.

Я впервые увидел, как решались тогда судьбы людей. Диментман доставал из папки лист бумаги, прочитывал фамилию, имя, отчество командира, называл его должность. Затем сообщалось, сколько имеется показаний на этого человека. Никто не задавал никаких вопросов. Ни деловой характеристикой, ни мнением командующего о названном человеке не интересовались. Если Диментман говорил, что есть четыре показания, Смирнов, долго не раздумывая, писал на листе: «Санкционирую». И тем самым судьба человека была уже решена. Это означало: человека можно арестовать. В то время я еще не имел оснований сомневаться, достаточно ли серьезны материалы НКВД. Имена, которые назывались, были мне знакомы, но близко узнать этих людей я еще не успел. Удивляла, беспокоила только легкость, с которой давалась санкция.

…Я ходил под тяжелым впечатлением от арестов. Мучили мысли о том, как это люди, служившие рядом, могли стать заклятыми врагами и почему мы не замечали их перерождения? Что органы государственной безопасности могут действовать неправильно – в голову все еще не приходило. Тем более я не допускал мысли о каких-то необычных путях добывания показаний.

Нарком провел два дня в море, побывал в Ольго-Владимирском районе. В оперативные дела он особенно не вникал. Может быть, ему, человеку, не имевшему специальной морской подготовки, это было и трудно. Зато он очень придирчиво интересовался всюду людьми, «имевшими связи с врагами народа»…

Пребывание Смирнова подходило к концу. К сожалению, решить вопросы, которые мы ставили перед ним, он на месте не захотел, приказал подготовить ему материалы в Москву. Я заготовил проекты решений. Смирнов взял их, но ни одна наша просьба так и не была рассмотрена до самого его смещения, на месте нарком решил лишь один вопрос, касающийся Тихоокеанского флота, но и это решение было не в нашу пользу. Речь шла о крупном соединении тяжелой авиации. Во Владивостоке Смирнов сказал мне, что командование Особой Краснознаменной Дальневосточной армии просит передать это соединение ему. Я решительно возражал, доказывал, что бомбардировщики хорошо отработали взаимодействие с кораблями, а если их отдадут, мы много потеряем в боевой силе. Смирнов заметил, что авиация может взаимодействовать с флотом и будучи подчиненной армии.

– Нет, – возражал я. – То будет уже потерянная для флота авиация.

Я сослался на испанский опыт, показавший, как важно, чтобы самолеты и корабли были под единым командованием. Все это не приняли в расчет. Приказ был отдан, нам оставалось его выполнять. Потом Смирнов признался мне. что принял решение потому, что его уговорил маршал Блюхер. Наши «уговоры» на наркома действовали меньше…

…Можно было привести десятки трагических эпизодов, когда уже после отъезда Смирнова, который, очевидно, увез с собой «обстоятельный» материал, были арестованы командующий морской авиацией Л.И. Никифоров и член военного совета флота Я.В. Волков. Арест последнего даже в той обстановке мне казался невероятным. Он был в отличных отношениях со Смирновым и, кажется, мог доказать свою невиновность…»

Возглавлять наркомат Военно-Морского Флота Смирнову довелось ровно полгода, как и Политуправление РККА… Так сказать день в день, ибо 30 июня 1938 года он был арестован и препровожден во внутреннюю тюрьму НКВД. Там его уже ожидали начальник 2-го Управления НКВД комбриг Н.Н. Федоров со своим помощником – опытным «колольщиком» майором госбезопасности В.С. Агасом. Двое суток они оказывали на него мощное психологическое давление, но до побоев дело пока не доходило – следователи надеялись сломить сопротивление со стороны Смирнова, не прибегая к мордобитию. Основную ставку Федоров и Агас делали на показания ранее арестованных бывших сослуживцев Петра Александровича, хорошо знавших его прежде всего по Белорусскому и Ленинградскому военным округам, а также по ПУРККА и наркомату ВМФ – И.П. Белова, А.С. Булина, А.И. Егорова, С.П. Урицкого, Д.Ф. Сердича, Б.У. Троянкера, Ф.С. Мезенцева, П.С. Иванова, И.И. Сычева и других.

От него требовали «совсем немного» – признать свое участие в военно-фашистском заговоре и принадлежность к белорусско-толмачевской оппозиции 1928 года; вербовочную работу по вовлечению в заговор новых членов; вредительскую деятельность по ослаблению боевой мощи Красной Армии и политико-морального состояния ее личного состава, а также принятие руководства военно-фашистским заговором по военно-политической линии (после смерти Гамарника).

Например, чего стоило Смирнову читать показания, написанные рукой Петра Иванова – начальника политотдела Оршанской авиабригады: «С приездом в БВО Смирнова там стала действовать подпольная контрреволюционная организация, руководимая Смирновым П.А… Дважды присутствовал при антисоветских разговорах, проводимых Смирновым, в которых он высказывал мысль против НКО – что он не способен руководить армией… Лично встречался со Смирновым и тот рассказал, что цель организации – устранение от руководства армией Ворошилова, сохранение троцкистских кадров, вербовка новых членов. Таким образом, в военный заговор первый раз был вовлечен Смирновым П.А., и второй – Булиным А.С.».

Или показания корпусного комиссара М.Р. Шапошникова, полученные от него за неделю до ареста Смирнова. Надо отметить, что Шапошников являлся выдвиженцем, так сказать протеже Смирнова: именно его, начальника отдела ПУРККА, рекомендовал Петр Александрович для утверждения ЦК ВКП(б) на самую высшую политическую должность во вновь создаваемом наркомате Военно-Морского Флота СССР. Сделать это было нетрудно – Смирнов, уходя из ПУРККА, имел возможность выбрать себе заместителя по политической части. И выбор этот он сделал в пользу Михаила Шапошникова, зная того много лет по совместной службе в различных округах.

И вот перед ним показания Шапошникова, в которых тот пишет, что его, тогда начальника организационного отдела Политуправления РККА, вызвал к себе Смирнов и поставил задачу «всемерно разоблачать троцкистов, чтобы зашифровать свою деятельность». Далее Шапошников сообщает, что ему совместно со Смирновым удалось добиться назначения на ответственные военно-политические посты в РККА ряда заговорщиков. К числу последних он отнес корпусного комиссара Я.В. Волкова – члена Военного совета ТОФ, дивизионного комиссара Н.А. Юнга – члена Военного совета СибВО, а также дивизионных комиссаров А.В.Тарутинского – члена Военного совета УрВО, И.М. Горностаева – начальника политуправления КВО, И.И. Кропачева – начальника политуправления ОКДВА, Ф.С. Мезенцева – члена Военного совета Черноморского флота.

Следователи настойчиво «давили» на Смирнова, организовывая для него очные ставки, в том числе с И.П. Беловым и А.С. Булиным – его заместителем по ПУРККА, подсовывая ему все новые и новые показания арестованных, уличавших бывшего военно-морского министра во множестве мыслимых и немыслимых грехов. Так, комдив Д.Ф. Сердич свидетельствовал, что Смирнов, будучи начальником политуправления БВО, окружил себя троцкистами (Н.А. Юнг, Р.Л. Балыченко и другие). Далее Сердич утверждал: «…Хотя мне никогда никто прямо не говорил о том, что Смирнов является участником антисоветского заговора, однако, ряд фактов характеризует его с антисоветской стороны…» К таким фактам Сердич отнес и то, что Смирнов допускал отрицательные высказывания в адрес К.Е. Ворошилова.

О подобных словесных выпадах Смирнова против наркома обороны упоминается и в показаниях бывшего начальника Разведуправления РККА комкора С.П. Урицкого, который 18 июня 1938 года утверждал, что в период чистки партии в 1928–1929 годах в СКВО по вине члена Реввоенсовета округа (то есть П.А. Смирнова) было скомпрометировано значительное количество коммунистов, между тем троцкисты, например как Д.А. Шмидт и некоторые другие проходили ее без всякой задержки. А такие известные в Красной Армии командиры, как И.Р. Апанасенко, Е.И. Ковтюх, были якобы ошельмованы и доведены до озлобления. А делалось это, по версии Урицкого (а если уж быть совсем точным – по версии следственной части Особого отдела НКВД СССР), для того, чтобы оторвать командиров от партии, доказать, что они не сыновья ее, а всего лишь нелюбимые пасынки .

Обессиленный физически и опустошенный морально, Смирнов продолжал стоять на своем, отвергая все обвинения в свой адрес. Так продолжалось до 3 июля, когда взбешенные оказанным сопротивлением следователи исполнили свою угрозу – отправили его в смирительную Лефортовскую тюрьму.

Если послушать (правда, спустя двадцать лет) бывших работников НКВД, то ничего страшного, по их словам, не произошло при этом. – обычные будни следовательской деятельности. Например, А.М. Ратнер, принимавший весьма активное участие в расследовании дела Смирнова, на допросе 29 февраля 1956 года показал: «После ареста Смирнова с ним сначала занимался бывший тогда зам. начальника Особого отдела Агас, который лично с ним разговаривал. Через два или три дня Агас приказал мне начать следствие по делу и предупредил, что он будет руководить следствием. Смирнов безусловно был уже подготовлен Агасом к тому, чтобы давать показания об участии в заговоре и я не сомневаюсь, что Агас использовал либо методы физического воздействия, либо провокационные методы… Состояние Смирнова было крайне подавленным, угнетенным…»

Испытание Лефортовской тюрьмой выдерживали считанные единицы, к числу которых Смирнов не принадлежит. Уже 3 июля он пишет заявление на имя Ежова, в котором подтверждает свое участие в заговоре. А также говорит, что на очных ставках с Беловым, Булиным и другими заговорщиками он не признавал себя виновным, но теперь, после мучительных размышлений, решил дать признательные показания…

И Смирнов стал давать эти показания, поистине написанные его кровью. Допросы шли непрерывно днем и ночью. Так, указанное выше заявление от 3 июля, адресованное Ежову, Смирнов написал, не выдержав тринадцатичасового истязания. Не лучше ему было и в остальные дни. Судите сами. Из справки, полученной из архива Лефортовской тюрьмы, видно, что в этом проклятом людьми и забытом богом заведении Смирнов находился со 2 по 9 июля 1938 года. Динамика допросов в эти дни и ночи выглядит следующим образом :

Всякий раз, сломив сопротивление Смирнова, Агас и Ратнер заставляли его писать очередное покаянное заявление на имя Ежова, в каждом из которых появлялись фамилии все новых и новых заговорщиков. Особый упор следователи делали на выявление «шпионов, вредителей и террористов» в центральном аппарате наркомата обороны. Под их неослабевающим прессом Смирнов был вынужден написать 4 июля о том, что со слов своего заместителя по ПУРККА Антона Булина он знал начальника секретариата Ворошилова корпусного комиссара И.П. Петухова как одного из особо законспирированных участников военного заговора (впоследствии от этих обвинений в адрес Петухова Смирнов откажется, но дело ведь было уже сделано).

Однако руководству Особого отдела такого свидетельства оказалось мало – для них какой-то там начальник канцелярии наркома, пусть и обороны, пусть и самого Ворошилова, был мелкой сошкой. Им нужен был выход если не на самого наркома, то хотя бы на его заместителей, которые фактически все до единого были у них на прицеле: ведомству Ежова важно было «вскрыть» новый большой заговор в руководстве Красной Армии. Должность первого заместителя в это время исполнял командарм 1-го ранга И.Ф. Федько. Вот на него то и решили выйти через Смирнова, который в заявлении от 5 июля сообщил, что он с 1937 года был связан по заговору с Федько, об участии которого в заговоре он узнал впервые годом раньше от И.П. Белова.

Чем больше давал признательных показаний Смирнов, тем более разгорался аппетит у следователей. Впереди было еще полгода времени до суда (о чем, конечно, Смирнову было неведомо), несколько десятков многочасовых допросов и очных ставок – всех их перечислить просто не позволяют рамки очерка. Скажем только, что установленные законом сроки следствия по его делу приходилось продлевать несколько раз, что и делал принявший к производству дело Смирнова на заключительном этапе старший лейтенант госбезопасности И.Р. Шинкарев.

По ходу следствия Смирнов от части ранее данных им показаний отказывался, другую же часть – уточнял. Например, на допросе 19 августа 1938 года он заявил, что его показания месячной давности (от 17–19 июля) о разговоре с Уборевичем об открытии фронта противнику в случае войны не соответствуют действительности. «…Никаких разговоров об открытии фронта с Уборевичем я никогда не вел… Со мной Уборевич об этом не говорил. Записал я эту формулировку, не обдумав как следует, и в момент несколько напряженный для меня лично, скорее всего по слабости духа».

Бывший нарком Военно-Морского Флота утверждал, что его показания от 17–19 июля в части установления связи по заговору со своим заместителем – П.И. Смирновым-Светловским, не соответствую действительности, так как он узнал о его участии в заговоре от маршала А.И. Егорова. Клеветническими назвал Петр Александрович свои собственные показания об участии в заговоре морских военачальников – Столярского, Курехина, Сынкова, П.С. Смирнова, Москаленко и других. «Я их оклеветал!» – однозначно заявил следователю П.А. Смирнов .

А в целом многостраничное дело Смирнова пухло день ото дня. Заставили его признаться и в активной вербовочной работе, благо что возможностей для этого у него, по мнению следствия, было предостаточно. Что и нашло свое отражение в протоколах допросов и в обвинительном заключении. В орбиту вербовочной деятельности Смирнова попал практически весь высший комначсостав военных округов, в которых он в течение многих лет был членом РВС и начальником политического управления, а также ПУРККА и наркомата ВМФ. Вилка разброса здесь действительно велика: от инструкторов отделов политуправления округа до помполита Военно-Морской академии, военного прокурора БВО и комиссара Академии Генерального штаба.

Страницы следственного дела запечатлели многие драматические, рвущие душу и леденящие сердце сцены, дающие во многом фору произведениям бессмертного Шекспира. Например, встреча на очной ставке 13 июля 1938 года Смирнова, с Федько. Первый утверждает, что об антисоветской деятельности и участии Федько в заговоре он узнал сначала от командарма Белова, а затем при личном разговоре, состоявшемся дважды. При этом якобы Федько просил Смирнова узнать содержание «компромата» на него за период пребывания в ОКДВА. Федько же, в свою очередь, всех этих показаний Белова и Смирнова не подтвердил и заявил, что участником заговора он никогда не был. Энкаведешники устроили Смирнову очную ставку даже с наркомом Ворошиловым. Хотя вернее будет определить ее как допрос Смирнова с участием в нем Ворошилова, которому по ходу.разговора следователь задавал вопросы, касающиеся предыдущей службы и поведения подследственного. К чести наркома обороны, он не поспешил облыжно поливать грязью бывшего своего заместителя по политчасти.

Дабы не пересказывать многочисленных протоколов допросов и очных ставок, личных заявлений и многих других документов следственного дела, обратимся только к одному из них, так сказать итоговому – обвинительному заключению. Но сначала, следует воспроизвести еще один, важный документ, характеризующий поведение Петра Смирнова после почти годичного тюремного испытания. Дело в том, что следствие по делу Смирнова, было окончено в начале февраля 1939 года, о чем ему и было объявлено 9-го числа. При выполнении данной процессуальной операции Петр Александрович, подтвердив свою принадлежность к антисоветскому военному заговору, вместе с тем заявил, что значительная часть его показаний не соответствует действительности, так как он их дал вынужденно, а некоторые из них вообще написаны даже не с его слов, а лично следователем Агасом.

В частности, он отрицал свое участие в белорусско-толмачевской группировке, проведение вредительской деятельности в армии и получение на это указаний от Гамарника, вовлечение в заговор И.И. Коржеманова (до ареста в 1938 году работал начальником отдела кадров штаба БВО. – Н.Ч. ), наличие антисоветской связи с рядом лиц, указанных в материалах дела.

Вот как протокольно выглядит это заявление:

«Вопрос : Чем Вы можете дополнить материалы расследования?

Ответ : Свою вину я, как участник антисоветского военного заговора, признаю, но считаю необходимым внести следующие исправления в протокольные записи, как не соответствующие действительности, как не просмотренные мною при подписи или вынужденно неправильно данные мной показания: период белорусско-толмачевский освещен неправильно, в белорусско-толмачевской группировке я не участвовал и к ней не примыкал. Наоборот, будучи в 1928 г. начальником пуокра в СКВО, получив белорусско-толмачевскую резолюцию, на специально собранном совещании командного и политического состава округа, которое проводилось в Пятигорске, я выступил с докладом, осуждающим белорусско-толмачевскую группировку в армии, как неправильную и политически вредную.

По моему же предложению была принята соответствующая резолюция, которую можно найти в делах пуокра и ПУРа за 1928 год. На состоявшемся Пленуме Ревсовета Союза в 1928 году специально обсуждался этот вопрос, я и там выступал против белорусско-толмачевских настроений, что подтвердил и нарком Ворошилов на очной ставке и впоследствии на всех совещаниях я последовательно придерживался этой же позиции. Это ведь было в тот момент, когда выступали с белорусско-толмачевскими взглядами открыто, следовательно, не было оснований для ухода в подполье и двурушничанья. Я резко выступал против перегибов в проведении единоначалия, в связи с этим часть политработников, разделяющих взгляды белорусско-толмачевцев, поддерживала меня. Никакой подпольной контрреволюционной работы на базе белорусско-толмачевских настроений я не вел до вступления в заговорщическую организацию, т.е. до 1933 года, когда белорусско-толмачевцы были для этой цели использованы. Поэтому весь первый раздел показаний от 17 июля является неправильным, в большинстве написанным не мной, а Агасом (следователем). Естественно, неверна также и та запись, где говорится, что начальники пуокра Кожевников, Кучмин, Васильев, Берман знали меня, как белорусско-толмачевца.

Шифреса (начальника Военно-хозяйственной академии, армейского комиссара 2-го ранга. – Н.Ч. ) я как белорусско-толмачевца не знал. Исаенко и Трегубенко (начподивы СКВО), как белорусско-толмачевцы, упомянуты неправильно, а также об их правых взглядах мне ничего не было известно. Запись в протоколе, что я был уволен из РККА, неправильна, так как я из РККА никогда не увольнялся, а был командирован на курсы марксизма. Упоминание Вайнера (Л.Я. Вайнер в первой половине 30 х годов командовал в БВО 3 м кавалерийским корпусом. Впоследствии, до своего ареста в августе 1937 года – комкор, военный советник при Главкоме (министре) Монгольской Народной Армии. – Н.Ч. ), как связанного по заговору с Уборевичем, неправильно, так как мне это не было известно. О Вайнере и Сердиче (он сменит Вайнера на посту командира 3-го кавкорпуса. – Н.Ч. ), как о заговорщиках, мне стало известно из официальных материалов после их ареста. Указаний Зиновьеву (начальнику политуправления УрВО, корпусному комиссару. – Н.Ч. ) об установлении им связи по заговору с Гарькавым (командующим войсками УрВО в 1935–1937 годах. – Н.Ч. ) и Головиным (председателем Уральского облисполкома. – Н.Ч. ) на Урале я не давал. С Румянцевым (секретарем Западного обкома ВКП(б). – Н.Ч. ) по линии заговора никакой связи я не устанавливал, а следовательно, и о лицах, связанных с ним по заговору, он не мог мне говорить. Это показание вынужденное. Об участии Румянцева в заговоре я узнал только после его ареста… С Зыкуновым (начальником отдела руководящих партийных органов политуправления ПВО. – Н.Ч. ) и Рудзитом (работником этого политуправления. – Н.Ч. ) непосредственной связи по заговору не было, а о них, как участниках заговора, мне было известно со слов Немерзелли (заместителя Смирнова, в ЛВО, корпусного комиссара. – Н.Ч. ). Никаких указаний о вредительской деятельности от Гамарника, я не получил и никакой работы вредительской по БВО и ЛВО я не проводил. Наоборот, резко ставил и продвигал эту работу в плоскости ее резкого улучшения, о чем знает и Жданов (первый секретарь Ленинградского обкома ВКП(б), секретарь ЦК ВКП(б). – Н.Ч. ) и Ворошилов. Об упоминаемых участниках заговора в мотомехчастях по Ленинграду мне стало известно, лишь после их ареста.

О Шапошникове Б.М. сказано в протоколе с натяжкой. Он, безусловно, несет ответственность за недостатки и вредительство в ЛВО, но о его лично сознательном участии я сказать ничего не могу.

О Примакове и Германовиче (комкоры. Первый из них до ареста работал заместителем командующего войсками ЛВО, а второй – армейским инспектором того же округа. – Н.Ч. ) мне Гамарник не говорил, как о заговорщиках, и по заговору я их не знал. Наоборот, я принимал участие в разоблачении Примакова и ставил вопрос перед наркомом и на партсобрании. Булин мне не говорил, как об участниках заговора, о Сидорове (ответственном секретаре партийной комиссии при ПУРККА, корпусном комиссаре. – Н.Ч .), Ланда (ответственном редакторе газеты «Красная звезда». – Н.Ч. ), Сычеве (начальнике политуправления БВО, дивизионном комиссаре. – Н.Ч. )…

Упоминание Ермольчика (военкома 6-го авиакорпуса, дивизионного комиссара. – Н.Ч. ), как заговорщика, в разговоре с Беловым неправильно. О Ермольчике, как участнике заговора, мне ничего не было известно. Наоборот, Ермольчик подавал заявление на Белова, в котором изобличал Белова, что последний его пытался вербовать в заговор. Письмо мной было передано наркому. Запись в протоколе о Гореве (бывшем военном атташе СССР в Испании. – Н.Ч. ) неправильна… Юнг (член Военного совета СибВО, дивизионный комиссар. – Н.Ч. ) сообщал мне об Антонюке (командующем войсками СибВО, комкоре. – Н.Ч. ), как о бывшем троцкисте, у которого был расстрелян брат, но об установлении личной связи по заговору не упоминал.

Мне неизвестен Максимов (нач. 7 отдела Штаба РККА), как участник заговора, а известна его личная связь – тесная интимная с Куйбышевым (командующим войсками ЗакВО, комкором. – Н.Ч. ) и Мезисом (членом Военного совета БВО, армейским комиссаром 2-го ранга. – Н.Ч. ). О Петухове (для особых поручений при наркоме обороны, корпусном комиссаре. – Н.Ч. ), как о заговорщике, Булин мне не говорил, и как заговорщика я Петухова не знал. Булин лишь говорил, что Петухов является человеком Гамарника, что я понял в заговорщическом смысле. Указаний Иванову (комиссару Оршанской авиабригады) об установлении связи с Киверцевым (заместителем начальника политуправления БВО, бригадным комиссаром. – Н.Ч. ) я не говорил, а говорил об установлении его связи с Зиновьевым.

Красильникова, Русанова (заместителя начальника Управления связи РККА, дивинженера. – Н.Ч. ) и Васенцовича (начальника штаба ОКДВА, комдива. – Н.Ч. ) я Федько не называл и он мне не говорил, а также никогда между нами не упоминался, как заговорщик, Максимов.

Разговора с Гричмановым (председателем Ленинградского облисполкома. – Н.Ч. ) прямо о заговорщической работе в ЛВО не было и об участии моем в заговоре он вряд ли знал. Я не говорил ему, но антипартийные разговоры были…

Об окончании следствия мне объявлено, с материалами следствия ознакомился. Ответ на вопрос записан с моих слов правильно, протокол мною прочитан.

П. Смирнов.

Об окончании следствия объявил старший следователь ОО ГУГБ НКВД СССР старший лейтенант госбезопасности

Все-таки личного мужества Петру Александровичу Смирнову было не занимать. Редко кому из тех военачальников, кого месяцами ломали в кабинетах и карцерах НКВД, удавалось накануне суда найти в себе силы, чтобы попытаться отвести, хотя бы частично, беду от других людей, проходящих по его делу. Смирнов же нашел в себе такие силы, понимая при этом, что излишнее отрицание следственных материалов вызовет недовольство у руководства НКВД. И тем не менее…

В заявлении Смирнова совсем не упоминается корпусной комиссар Я.В. Волков, член Военного совета ТОФ, попавший в тюрьму через день после ареста Петра Александровича. Об их приятельских отношениях уже упоминал адмирал Н.Г. Кузнецов, добавив при этом, что Волков мог доказать свой невиновность. И тот действительно пытался ее доказать в течение полутора десятка лет в различных инстанциях, в том числе и самых высоких (Президиум Верховного Совета СССР. Верховный Суд СССР, OK ВКП(б), аргументирование опровергая предъявленные ему обвинения. Например, в заявлении на имя И.В. Сталина, написанном в мае 1945 года, Волков в числе других отрицает и показания на него, данные П.А. Смирновым. «Бывший нарком Флота Смирнов П.А., по неизвестным для меня причинам, дал враждебное, явно клеветническое показание, что он вовлек меня в преступную военную антисоветскую организацию и что я по его заданию, с 1934 года проводил вредительскую работу в Военно-Морской Академии по подготовке кадров для В.М. Флота….Ни одного слова правды в показаниях Смирнова нет и не может быть, это злостная клевета, никем и ничем не подтверждаемая, обреченного врага, очернить и замазать человека, который не только делом, но и словом и мыслью не виноват перед своей Родиной, партией и Советской властью на протяжении свыше 20 лет работы.

Как на суде, так и на неоднократном следствии я категорически отрицал показания Смирнова, как явно враждебные и клеветнические. Одновременно я не скрывал и говорил правду, что периодически встречался со Смирновым, когда он был начальником политуправления ЛВО, что он в моем представлении и понимании был порядочный человек и работник, так как за ним ничего отрицательного и преступного не замечал. И последнее, почему в последний раз своего посещения ТОФа по должности Наркома Флота в апреле-мае 1938 года, если допустить мою преступную связь с ним, то на собрании комсостава он всячески дискредитировал меня и мою работу и тут же назначил начальником политуправления и членом Военсовета Лаухина, а я уже работал на ТОФе более 6 месяцев, и в вагоне на лично поданный мною рапорт об уходе с работы всячески меня ругал и поставил условие, что если я не возьму рапорт обратно, то он меня арестует как врага народа, как бегущего от трудностей и не желающего работать.

При таком взгляде я вынужден был взять рапорт обратно, о чем горько сожалею» .

Но все было тщетно! По отбытии срока заключения (10 лет ИТЛ) Волков в июле 1948 года был направлен в административную ссылку в город Енисейск, где работал дежурным электромонтером на судоверфи вплоть до своей реабилитации в конце 1954 года.

Но мы отвлеклись. Обратившись же к содержанию обвинительного заключение по делу Смирнова, можно проследить реакцию следственной части Особого отдела ГУГБ НКВД на заявление подследственного от 9 февраля 1939 года. Картина безрадостная – многое из того, против чего категорически возражал П.А. Смирнов, тем не менее вошло один к одному в строку обвинительного заключения. Да, формальность была соблюдена – арестованному Смирнову было объявлено об окончании следствия по его делу и он ознакомился с ним. Однако чихать хотели на какие-то там возражения подследственного (их у них сотни и тысячи!) начальник следственной части майор госбезопасности с безупречной русской фамилией Иванов и его шеф (начальник Особого отдела) старший майор госбезопасности В.М. Бочков (спустя год он станет Прокурором СССР).

В итоге констатирующая часть обвинительного заключения выглядит следующим образом:

«…Смирнов Петр Александрович, 1897 года рождения, уроженец Кировской области, Белохолуницкий завод, русский, до ареста – нарком Военно-морского Флота, обвиняется в том, что:

1) с 1928 года входил в состав троцкистской организации, так называемой «белорусско-толмачевской оппозиции».

2) в 1933 году был завербован в антисоветский военный заговор Гамарником являлся одним из руководящих участников заговора и проводил работу по срыву боеспособности РККА и обеспечению поражения Советского Союза в войне с фашистскими странами с целью свержения Советской власти и реставрации капитализма, т.е. в преступлениях, предусмотренных ст.58 п.1«б» и 11 УК РСФСР.

Следственное дело подлежит направлению в Военную Коллегию Верховного суда СССР – для судебного разбирательства» .

Итак, «преступные деяния» П.А. Смирнова были квалифицированы как изменнические, вредительские с отягощающим довеском, в виде 11-го пункта 58 й статьи. Этих двух пунктов (и даже одного из них) вполне хватало для получения «законных» девяти граммов в затылок или висок. К тому же на первой странице обвинительного заключения по делу Смирнова кем-то из высшего руководства, чье решение подлежало неукоснительному выполнению членами суда (это чувствуется по содержанию и интонации резолюции), накануне судебного заседания сделана надпись: «Пропустить по закону от 1.ХII.34».

Подпись неразборчива, но это точно не подпись Сталина. Такую резолюцию мог наложить, вероятнее всего, или Прокурор ССОР Вышинский, или председатель Военной Коллегии Ульрих. Или же нарком внутренних дел Л.П. Берия. И это при отсутствии в деле каких-либо вещественных доказательств, о чем было сказано в соответствующем примечании. Наиболее вероятно, что все-таки резолюцию наложил Ульрих, который, по свидетельству работников Военной коллегии, общавшихся с ним по службе в течение многих лет, неоднократно, особенно после очередной информации или доклада (кто знает, что из них главнее и страшнее) Сталину, Вышинскому или Берии, проставлял на делах категорию предстоящего наказания. Цифра «1» означала смертную казнь, а цифра «2» – длительный срок заключения в ИТЛ. При наличии одной из таких пометок судьи, открывая судебное заседание, уже однозначно знали, какой приговор необходимо вынести подсудимому. Закон от 1 декабря 1934 года не оставлял никаких надежд на жизнь подсудимому и предполагал только одно – смерть.

О вопиющем беззаконии, творившимся в 1937–1938 годах в ведомстве Ежова – Берии, лишний раз свидетельствует тот факт, что постановление об избрании меры пресечения и предъявлении обвинения П.А. Смирнову старший следователь Особого отдела ГУГБ НКВД СССР Иван Шинкарев вынес только 25 января 1939 года. То есть менее чем за месяц до суда над Смирновым и через семь месяцев после его ареста. Видимо, окончательно оформляя дело и готовясь к передаче его в Военную коллегию, следователь обнаружил отсутствие в нем этого важного документа и, ничтоже сумняшеся, задним числом сочинил его. Как говорится – «лучше поздно, чем никогда».

Суд состоялся 22 февраля 1939 года. Председательствовал на нем сам Василий Ульрих, для которого послать невинного человека на смерть было проще простого. Процедура суда, как известно, являлась отработанной до мелочей и заседание продолжалось недолго. Смирнов, как это отмечено в протоколе судебного заседания, виновным себя признал (на суде ему, помимо пунктов 1«б» и 11 58 й статьи, довесили еще и пункт 8 той же статьи), свои показания на предварительном следствии подтвердил. Но подтвердил он их с учетом сделанного им 9 февраля 1939 года заявления, о содержании которого мы уже упоминали. В последнем своем слове Петр Александрович просил суд учесть, что он не является закоренелым врагом партии и Советской власти.

Расстреляли П.А. Смирнова 23 февраля 1939 года – на следующий день после суда. Определением Военной коллегии Верховного суда СССР от 16 мая 1956 года дело было прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления.

Что с ним случилось в 1938–1939 годах и какова его дальнейшая судьба – о том не знали не только члены семьи П.А. Смирнова, сами подвергшиеся репрессиям и всевозможным ограничениям, но этого не смог узнать и член правительства – нарком ВМФ адмирал Н.Г. Кузнецов. В своих воспоминаниях он пишет, что уже работая в Москве в должности наркома, неоднократно пробовал узнать, что же произошло со Смирновым. «Мне дали прочитать лишь короткие выдержки из его показаний. Смирнов признавался в том, что «как враг умышленно избивал флотские кадры». Что тут было правдой – сказать не могу. Больше я о нем ничего не слышал. Вольно или невольно, но он действительно выбивал хорошие кадры, советских командиров Будучи там, на месте, он действительно решал судьбы многих, и если он действительно не занимался умышленным избиением кадров, то почему не хотел прислушаться к «обвиняемым» или даже ко мне, комфлоту, и сделать объективные выводы?»

Ответа на такой достаточно конкретный вопрос бывший нарком Военно-Морского Флота адмирал Н.Г. Кузнецов так и не получил.